– Не нужно, мой король. Мне довольно того, что ты любишь меня.
Вольф усмехнулся, взял ее за подбородок, заставляя поднять лицо; прижался губами к губам.
Все время, пока королевский отряд покидал замок – сначала воины со знаменем, потом сам государь, потом его свита – всадники по двое в ряд, затем пешие слуги, – Анастази неподвижно стояла на крыльце. Когда же ворота закрылись, подозвала к себе Андреаса фон Борка и велела ему собираться в дорогу.
– Дальний ли нам предстоит путь, госпожа?
– Я намерена ехать в Стакезее. Подготовь все необходимое как можно скорее.
…Они отправились в путь накануне дня осеннего равноденствия. Чтобы попасть в Стакезее, требовалось держаться юго-западного направления; проехать через Керптен, Рес-ам-Верн и Байльнгрис, после же переправиться через реку и дальше – напрямик, держа по левую руку Катвальд и изерлонские холмы.
Они пересекали долины и обширные, еще зеленые луга, густые леса и болота. Переходили вброд реки или платили пошлину за мост; проезжали через городки и совсем маленькие селения. Большак то вился через поле, то превращался в узкую тропинку, а иногда и вовсе пропадал. Один раз тропа вывела на дорогу, проложенную еще древними; по ее сглаженным временем камням они ехали намного быстрей, не боясь, что повозка сломается.
В Байльнгрисе задержались на день, чтобы дать отдых лошадям и пополнить запасы. После, как и ожидалось, потянулась каменистая, неприветливая пустошь, напомнившая Анастази предгорья в вальденбургских землях – те самые, куда она чуть было не отправилась в ссылку. В этих местах из земли выламывался длинный скальный хребет – остов навеки уснувшего дракона, – и десятки холодных ключей, сливаясь, становились грохочущей среди камней рекой.
Для того, чтобы переправиться через нее вместе с повозкой, пришлось искать брод. На это ушло немало времени; поднялся ветер, с севера потянулись тучи, опускаясь все ниже и ниже, быстро застилая небо. Вдалеке раскатился первый удар грома.
Конные воины перебрались первыми, огляделись; вслед за ними Анастази и Альма также пересекли реку верхом. Пустую повозку возница медленно, бережно вывел на пологий южный берег. Настала очередь пеших слуг, а за ними должны были идти Андреас фон Борк и его оруженосец.
В это время упали первые капли, крупные и редкие, а вслед за ними, без всякого промедления, стеной обрушился ливень. Поток потемнел и вздулся, в бурой пене замелькали ветки и сор. Анастази обернулась и увидела, что один из слуг с мешком в руке застыл на середине переправы, на плоском, обглоданном волнами камне. Вот и камень пропал из виду; вода взъярилась, захлестывая несчастного по пояс, скидывая в поток…
В следующее мгновение он вынырнул, бестолково колотя руками по воде, и Андреас фон Борк, свесившись с седла, успел схватить его то ли за одежду, то ли за волосы, толкнул к берегу. Юношу подхватили другие слуги; он намертво вцепился в чью-то руку, пытался встать, но тем сильнее разъяренный поток тянул его за собой. Он закричал, снова скрылся в волне – и его сотоварищи, напрягая все силы в отчаянном порыве, вытянули его на берег. Перепуганный, насквозь промокший, юноша снопом повалился на землю, едва почувствовал ее под ногами; тяжело дышал, утирался, но вместо этого только размазывал по лицу грязь.
Они поспешили прочь от реки, поглотившей мешок с провизией, словно подношение, но потоки холодной воды лились отовсюду; ветер налетал с разбойничьим посвистом, грозя опрокинуть повозку. Темнело, и нигде не было видно ни огонька.
– Хорошо бы нам найти хоть какое укрытие! – прокричал Андреас, пересиливая завывания ветра; по лицу его текла вода, белокурые пряди прилипли к мокрому лбу. – Если б монастырь или хоть деревня поблизости…
Гром раскатывался над ними размашисто и гулко, от края до края сизо-черного неба. В отсветах молний Анастази видела бледное лицо Альмы; служанка молилась, воздев глаза к черному небу и прижав к груди руки.
– Госпожа! – прокричал Ханс, возница, обернувшись к темному пространству повозки, где Анастази и Альма сидели, тесно прижавшись друг к другу. – Ей-ей, придется вам ехать верхом! Опасаюсь, повозка не сдюжит…
Они уже и не думали о том, чтобы двигаться вперед, да и неясно было, где именно это «вперед»; жались все ближе к скалам. Редкие кустарники под порывами ветра ничком ложились на землю, а их угольно-черные тени, словно ненадолго обретя свободу, кривлялись в коротких вспышках ослепляющего света.