– Узнаешь ли ты этот герб, господин фон Борк? Мы недалеко от Соловьиного леса. Это поместье Лео Вагнера.
…У ворот Андреас назвал свое имя и имя своей госпожи; после небольшого промедления створки отворились, и путники въехали на двор. Анастази приподняла полог, чтобы оглядеться.
Их обступила стража – крепкие, хорошо вооруженные воины; на темных одеждах серебром вышит маркграфский герб – шествующий двухвостый лев с мечом в одной лапе и щитом в другой. Чуть поодаль стоял высокий светловолосый юноша в богатой одежде, и Анастази узнала Фридриха Вагнера. Он был похож на своего отца, вот только взгляд казался мягче – открытый, доброжелательный. Таким баронессе помнился взор его матери, Юлии Штааль.
Он тоже пристально взглянул на ее – и, отстранив старшего над своими воинами, вышел вперед и поклонился.
– Моя королева, прошу тебя быть гостьей в моем скромном доме.
– Ну-ну, Фридрих, – смеясь, сказала Анастази. – Ты, право, или слишком смел, или слишком невнимателен, раз величаешь меня титулом, который мне не принадлежит…
– Сердце велит мне называть тебя именно так, госпожа, – барон подал ей руку, помогая спуститься. – Помнишь, как мы с твоим старшим сыном играли вместе в замке барона фон Зюдова, а ты и госпожа твоя сестра только смеялись нашим шалостям? С тех пор ты для меня королева, и, если позволишь, переучиваться я не буду.
– По правде говоря, барон, нашей встречей мы с тобой обязаны лишь небу, ниспославшему на эти земли страшную бурю… Такова его воля.
Говоря так, она внимательно смотрела вокруг – крепкие дома, частью каменные, частью деревянные, окружали просторную площадь; виднелась каменная кладка колодца. На землю были брошены доски для удобства ходьбы. В пруду плескались гуси, а ребятишки дразнили их, кидали в воду камешки. Откуда-то потянулся запах щедро сдобренной пряностями похлебки…
Юный барон позвал слуг, велел помочь баронессе и ее свите обустроиться. Их провели в главный дом, показали разгороженный несколькими деревянными ширмами зал, в котором все разместились с большим удобством. Альма перебрала вещи госпожи и подала то, во что можно было переодеться; вскоре принесли и воду для умывания. Разнежившись от тепла и заботы, Анастази радовалась тому, что хотя бы сегодняшнюю ночь проведет в чистой постели.
– Куда же вы направляетесь? – поинтересовался Фридрих за вечерней трапезой. – Здесь редко проезжают путники или торговцы, особенно после того, как закончатся осенние ярмарки.
– У меня дело в Стакезее, уважаемый барон. И теперь я думаю, что небо явило свою мудрость, сделав так, что мы сбились с пути и прибыли сюда. Мне нужен мастер, который сумеет хорошо переписать и украсить книгу…
– Ты говоришь о мастере Гебеке, госпожа? Его ты хотела увидеть в Стакезее?
– Именно. Но затруднение в том, что я незнакома с ним…
– О, воистину судьба не зря привела тебя сюда! – Фридрих Вагнер рассмеялся, блеснув мелкими белыми зубами. – Мастер Гебек когда-то был большим приятелем моего отца; и, полагаю, не откажет его сыну.
– Ты предлагаешь мне содействие?.. – Анастази внимательно взглянула на него, пытаясь понять, не ведет ли он какую-нибудь непонятную ей игру.
– Так, госпожа моя. Разумеется, ты и сама в состоянии найти Гебека – тем более что его знает весь город. Но на это уйдет время. К тому же все мы стареем, и славный мастер – не исключение, – Фридрих с легким сожалением пожал плечами, вновь улыбнулся, поднял кубок с вином. – Он все реже берется за заказы, а его сын, увы, пока не достиг его мастерства, хотя и очень старателен…
Анастази молча слушала его. Не к месту подумалось, что этот красивый молодой дворянин – уже совсем не ребенок, нет! – единокровный брат ее младшему сыну, нежданному и особенно ею любимому.
Она часто думала о Дитмаре, любила его и жалела более, чем остальных – оттого ли, что зачат он был в радости, или потому, что любить его больше было некому…
– Завтра я дам вам провожатого, – говорил меж тем Фридрих. – Надежного человека, который знает слово и подход. Для Гебека это будет лучшей рекомендацией – как все большие мастера, он весьма своенравен…
Он сделал паузу, и Анастази, оглядывавшей богато убранный зал, не оставалось ничего другого, как улыбнуться и закончить начатую им фразу: