– Надеюсь, ты не намерена провести день в постели?..
– Нет, государь.
Вольф внимательно взглянул на нее. Присел на край ложа, погладил по обнаженным коленям.
– Ты привыкнешь, Ази. Нынче ты была… не совсем готова, согласен, но это пройдет.
– Мой король ведь мог бы найти себе… более благодарную и молодую фаворитку.
– Разумеется, мог бы. Но я полюбил тебя, Ази, и рад, что теперь ты со мной.
Он неторопливо поглаживал ее щиколотку, улыбаясь лениво и нежно; и становилось все яснее – король желает остаться, желает, чтобы она дала к этому повод…
Анастази приподнялась на локтях, повела плечами, сбрасывая покрывало. Придвинулась почти вплотную. Вольф смотрел заинтересованно, ожидая, что она станет делать дальше – тогда она приподняла полу его туники, принялась развязывать исподнее.
В это время скрипнула, отворяясь, дверь. Куно замер на пороге; сообразив, что явился не вовремя, поспешно отвернулся, расплескав воду из медного кувшина.
– Что за несносный мальчишка!.. – Анастази отпрянула, укрылась за спущенным пологом. Вольф быстро махнул пажу рукой – исчезни! Затем, потянувшись за ней, прижав к себе, несколько раз поцеловал в шею и в висок.
– Простим его, баронесса – он чуть не ослеп от твоей красоты…
– О, ты слишком добр, государь… Неужели думаешь, что юнец ни разу не посещал Дом Цветов?..
Обиженно нахмурив брови, Анастази смотрела, как король неспешно целует ее руку. Последний поцелуй он отдал, уже поднявшись с постели.
– Сердце мое желает остаться с тобой, баронесса. Но, прежде чем наступит вечер, и мы вернемся сюда, предстоит многое обсудить и сделать… Поторопись.
Едва он ушел, она со вздохом опрокинулась на ложе. Его величество предпочел любви дела – решение, вполне достойное короля! Ее же собственных сил хватило на то, чтобы изъявить желание – однако теперь она вовсе не была уверена, что смогла бы доиграть эту роль, вздумай он остаться.
Она бы лежала так и дольше, не двигаясь и не укрываясь, но явились Альма и Венке, а с ними еще одна, незнакомая баронессе служанка.
– Я распорядилась, чтобы согрели воду, госпожа, – с поклоном сказала Альма.
– Чем горячее, тем лучше. И пусть добавят травы и мед.
Вскоре слуги втащили в комнату большую бочку, наполнили ее водой, от которой поднимался душистый белый пар. Наслаждаясь теплом, вдыхая терпко-сладкий аромат травяного отвара, Анастази некстати вспомнила Эрлинген, ночь, когда рожала Дитмара – ей-Богу, то далось ей куда легче...
Ей хотелось длить удовольствие до тех пор, пока вода не остынет, но вскоре Альма произнесла вполголоса:
– Моя госпожа, ожидание не в привычках короля…
Анастази молча кивнула, выпрямляясь, разминая ноги. Потом взялась за борта и с плеском восстала из воды – обнаженная, согретая, медвяная. Вместе с блестящими каплями вниз, в небытие стекали прикосновения и запахи.
Венке набросила на плечи госпоже тонкое полотно, осторожно и нежно растерла насухо; Альма с поклоном подала нижнюю рубашку, потом платье. Когда все было готово – и платье затянуто, и волосы убраны и обрызганы розовой водой, Линхен, новая служанка, поднесла баронессе большое медное зеркало.
– Ожерелье, – произнесла Анастази. Зеркало показывало ей еще молодую женщину, немного бледную, с яркими губами и утомленным, словно потушенным взором; красивым овалом лица. Две косы, туго переплетенные золотыми нитями, спускались ей на плечи. – Альма, подай то гранатовое ожерелье. Накидки не нужно.
Спустя четверть часа она ступила на порог трапезного зала. При ее появлении Эрих Реттингайль, Вальтер фон Люттвиц, Андреас фон Борк и юный Флориан разом поднялись и поклонились. Совсем как в лучшие – и такие давние – времена, когда она еще была королевой, и в Большом зале Вальденбурга вся свита ждала ее появления...
Вольф, сидевший во главе стола, тоже не сводил с нее глаз. Стоя на верхней ступеньке небольшой лестницы, полукругом разбегающейся по выложенному цветными камнями полу, Анастази чувствовала себя так, словно вот-вот потеряет равновесие над пропастью – и схватилась за притолоку, чтобы держаться прямо.