– Как изящно придумано! – заметила Евгения, указывая на них. – Этот узор можно читать, как книгу.
Нагнавший их в это время Сибальд Ропп согласился с нею; Минна Хольт ненадолго задержалась, разглядывая узоры. Молодой фрейлине, как успела заметить Анастази, Ковенхайм пришелся весьма по вкусу – она подолгу любовалась шпалерами и серебряными кубками, выставленными в поставцах; особенно же ее восхищали роскошные, богато расшитые ткани пологов, покрывал и скатертей.
– Это сотворили мастера из Урсгартена. Я осталась довольна, и даже сама придумала кое-что, что возможно будет осуществить позже… Та сторона останется прежней, – Анастази махнула рукой в сторону замковых ворот, едва не задев Сибальда. Потом повернулась и указала на пространство перед самыми воротами. – А здесь – я мыслю – взамен обычных камней ляжет плитка по подобию листьев древесных, и также цветная. Замковый сад словно продолжится в камне, и благодатная осень станет радовать взгляд в любое время года…
Она говорила увлеченно и решительно, и Евгения подивилась произошедшей в сестре перемене: вернулась потерянная, казалось бы, невозвратно вальденбургская королева, заботящаяся не только об удобстве супруга, но и обо всем изящном и достойном восхищения, что может украсить и прославить королевский дом.
– Ни в одном из замков, где мне довелось побывать, я не видела ничего подобного, – сказала княгиня вслух. – Уверена, король оценит все это столь же высоко, как и я. Желаю, чтобы твой замысел исполнился, Анастази.
– Такая работа потребует от мастеров великого искусства, – произнес Сибальд Ропп; обогнал дам, чтобы придержать перед ними дверь.
– У мастеров есть данное Богом время и мое серебро, – баронесса небрежно скользнула по нему взглядом и отвернулась. – То их забота, чтоб распорядиться и тем и другим как подобает.
– Будь осмотрительней, Ази, – тихо сказала княгиня на ухо сестре. – Тевольт – не Вальденбург, здесь нравы развращенней, а люди слабее. И отсюда куда ближе до епископских дворов, чем до восточных королевств с их роскошью. Смешение красок и прочие затейливые выдумки – дело ненадежное: чего доброго, тебя сочтут колдуньей…
Они вошли в трапезный зал, сели к огню. Следом явились служанки; Альма поставила клетку с щеглом на скамью возле окна. В зале было прохладно, светильники потушены – и все же приятно было знать, что сюда нет хода ни ветрам, ни вьюгам будущей зимы.
Едва подали вино, явился Андреас фон Борк и сообщил, что не позже завтрашнего полудня король будет здесь.
Анастази побледнела и быстро взглянула на Евгению. Потом улыбнулась:
– Что ж, готовься встречать государя, господин фон Борк. Сообщи мне, когда отряд переправится через реку. И пусть на стол поставят лучшее саарское вино.
Путь от переправы до замка королевский отряд преодолел даже быстрее, чем предполагал Андреас фон Борк – осеннее неяркое солнце только-только показалось из-за леса, а всадники уже поднимались по склону холма. Анастази, как и всегда, вышла встречать государя – стояла посередине двора, напротив распахнутых главных ворот. Княгиня Райнарт вместе с Минной Хольт, Сибальдом и Вилеттой оставалась на крыльце, возле отворенных дверей; рядом с ней, приложив правую руку к груди в торжественном приветствии, застыл Андреас фон Борк. Ковенхаймские ратники выстроились возле крыльца, а поодаль столпились слуги.
Ожидание баронессы длилось довольно долго; Ковенхайм, построенный сотню лет назад для защиты алльбахских долин от набегов морских людей, был надежно укреплен. От первых ворот узкий проезд меж двух стен вел ко вторым, внутренним, где требовалось не только отворить створы, но и поднять решетку; далее еще один проезд, потом деревянный мост надо рвом – и лишь тогда путникам открывался вход в цитадель.
О приближении короля возвестили медные трубы; и Анастази представила, как отряд проезжает под каменными арками, как неторопливо ступают по камням обученные кони и в такт их шагу покачивается королевский штандарт над головами всадников. Король впереди всех; на плечах его – пурпурно-алый плащ, а на позлащенном поле нагрудного доспеха – черный орел.
…Увидев Анастази, Вольф улыбнулся. Нельзя было не залюбоваться ею – высокой, стройной, сложившей красивые руки в приветственном жесте. Ее волосы вновь были заплетены в косы, платье цвета красного вина сочеталось с накидкой из серого, чуть в рыжину, волчьего меха; и беспокойными, страстными бликами переливались пурпурные камни в ожерелье, любовно обвившем длинную шею. Серебро смотрелось чуть ли не благородней золота.