Позже они покинули замок – король и баронесса ехали первыми, рука к руке, хотя по обычаю полагалось совсем иное; за ними бароны, пажи, оруженосцы и остальная свита. Спустились с холма, проехали насквозь деревушку, раскинувшуюся у его подножия, миновали виноградник и поле, перебрались на другой берег Алльбаха.
День выдался ясным, как будто нынче было начало лета, а не излет; поля от избытка цветущих трав казались пестрыми коврами, а деревья недальнего леса еще не тронула желтизна увядания. Гряда высоких холмов на западе, по правую руку, укрывала здешние угодья от холодного воздуха, и все же чувствовалось, что побережье не столь далеко – налетавший порывами прохладный ветер нес с собой запах моря.
В дороге обсуждали урожай и будущую зиму, франкские нравы и посольство Рихарда Кленце. Что-то не ладилось там, в Цеспеле, и король говорил об этом в выражениях, явственно отражающих его недовольство.
Самой же Анастази было нечего об этом сказать. Окрестные виды гораздо более привлекали ее, чем цеспельская история, тянущаяся не первый год. Но когда от барона Кленце разговор естественным образом перешел на его сына, она насторожилась.
– Эрих Кленце возмужал за последнее время, и из отрока превратился в юношу – вполне рассудительного, сколь возможно судить по тому, как идут дела в Вигентау, – неспешно говорил Вольф. – На недавнем турнире он очень понравился не только моим военачальникам, но и королеве.
– По правде сказать, Эриху пора уже учиться воинскому мастерству всерьез, – заметил Эрих фон Зюдов, польщенный таким вниманием короля. – Я подумываю о том, чтобы будущей весной говорить с князем Райнартом…
– Что ж, это хорошее дело. Быть может, позднее юного барона Кленце примут и в королевском замке…
Анастази похолодела. Если Эриха позовут в Тевольт, из ловушки будет не выбраться.
– Разве не его отец – лучший воин королевства? – небрежно заметила она, сделав вид, будто ее привлекла именно последняя фраза. – Я бы предпочла, чтобы мой сын учился у него, а если уж обычаем заведено, что он должен это делать не у себя дома, то пусть и вправду отправляется в Эрлинген или италийские княжества. Посмотрит мир и узнает, как живут люди.
К полудню они были уже в местечке Патсвальк; здесь же слушали вечернюю мессу. И всюду – на дороге, в зале дома для собраний и под сводами храма – примечала любопытные взгляды, слышала шепотки и перемолвки; и всякий раз говорила себе – привыкни! Платой за это замок, земли и покровительство короля.
Анастази стояла на самом видном месте, по-прежнему рука к руке с Вольфом; придерживая полупрозрачную вуаль, оглядывала зал. Внутри церковь оказалась совсем маленькой, и сейчас здесь было не сыскать свободного места – сюда собралось, наверное, все население Патсвалька и окрестных деревень. Жаркий воздух тяжелыми волнами плескался среди колонн, поддерживающих свод. Окна в боковых нефах были редки и невелики, и оттого в центральном нефе было полутемно, несмотря на сияние свечей. Здесь не было ни затейливой резьбы, ни разноцветных стекол – лишь проем большого полукруглого окна над входом был выложен красным камнем.
Она покинула церковь первой, едва окончилась служба, опасаясь, что от духоты закружится голова. На крыльце остановилась; Альма подала ей расшитый кошелек с монетами для милостыни.
– Справедливости и милосердия! Справедливости и милосердия!
Этот крик повторился несколько раз, прежде чем Анастази обратила на него внимание. Кричала женщина; воины не пускали ее подойти ближе.
Анастази сделала знак Андреасу, и тот махнул рукой.
– Пропустите!
Сам же стал так, чтобы успеть схватить неизвестную, если удумает дурное.
Женщина приблизилась и, кланяясь, повторила:
– Справедливости и милосердия, госпожа…
На левой руке у нее блестело тонкое посеребренное колечко – должно быть, подарок мужа; одета она была небогато, но опрятно, и годами была чуть старше самой Анастази.
Баронесса оглянулась – король беседовал с капелланом, стоя у самого порога церкви. Эрих фон Зюдов и Эрих Реттингайль были рядом с ним, и на таком расстоянии не услышали бы, даже пожелай она их позвать.
Можно по пальцам перечислить все возможные жалобы – на бесконечные поборы, на притеснения и угрозы, да еще и вражду сеньора с соседями, что пагубно сказывается на общем благосостоянии, ибо противники угоняют друг у друга скот, поджигают сараи, врываются в дома…