– Никогда больше ничего не будет легко, потому что ты сама этого не хочешь! И я… я не могу, Анастази. Воевать за тебя с тобой же – прости, я не обучен этой науке. Столько мудрости во мне нет.
Он ждал ее ответа, но она закрыла глаза и молча склонилась, закрыв лицо ладонями.
…– Господин мой… – Лютц от самых дверей зала торопился рядом, почти бежал. – Но как же господин Кель? Да и вещи надо бы собрать…
– Вели седлать коня!.. Остальное сделает Мозе.
Он не помнил, как спустился по лестнице, как вышел во двор. Он ненавидел их всех – королей, презирающих добродетели, и менестрелей, воспевающих порок; глупцов, что верят в человеческое достоинство и лгунов, что придают ему значение и смысл. И самого себя – потерянного рыцаря, изуродованного, не годного более ни на что, кроме как раз за разом искать битвы в надежде встретить там быструю смерть.
Лучше бы ему и вправду умереть тогда, на Готтармской равнине.
Ненависть переполняла, кипела, полыхала огнем в груди.
Ему подвели коня, и он вскочил в седло, тронул поводья, едва ли видя толком, куда едет. Разум подсказывал ненужные увещевания, дешевые, как наряды актеров бродячего театра, и мир был отныне таким же балаганом, лишенным красоты, правды и смысла.
ГЛАВА 6
– Ты ли Рихард Кленце из Вигентау, прозываемый еще Рихард День-и-Ночь?..
Барона окликнули у самых ворот постоялого двора. Говоривший был немолод, но высок ростом и широк в плечах – много повидавший, опытный воин. Рядом с ним стояли еще четверо – все молодые и крепкие; а значит злые и резвые, коли дойдет до схватки.
На их одеждах не было герба, но по тому, как они держались, по добротной одежде и хорошему оружию барон понял, что эти люди облечены властью, но им приказано не открывать этого – до поры до времени.
Недавно рассвело, и утренний свет казался стылым и серым. Под ногами хрустели, разламываясь, тонкие корочки льда. Барон шел первым; Лютц следовал за ним, ведя коней в поводу. Мозе и мальчишка Ханс замешкались на дворе, у колодца.
– Я тот, кто я есть. А вот ты кто?.. Твое лицо мне незнакомо, и герба твоего я не вижу.
– У вас нет причин для беспокойства… если вы тот, чей герб и меч носите, – ответил другой, ростом пониже, темноволосый, тонкогубый. Указал на двор. – Вам лучше вернуться. Там удобнее говорить.
– Я не затем покинул эту убогую конуру, чтобы тотчас же туда вернуться! Нет у вас ко мне никаких дел. Прочь с дороги.
Второй быстро взглянул на старшего. Тот, не таясь, положил руку на рукоять меча.
– Не вынуждай нас, барон…
Рихард Кленце слишком хорошо знал, что бывает после таких слов – и потому ударил первым, рукоятью кинжала, целясь выше подбородка. Тот отшатнулся, скорчился, закрывая руками окровавленное лицо. Следующим ударом Рихард выбил короткий меч из рук тонкогубого.
Остальные на мгновение замешкались – их было слишком много, и они сейчас только мешали друг другу. Один, то ли чересчур смелый, то ли очень глупый, бросился вперед – и упал, поливая кровью мерзлую землю.
Лютц, мгновенно уразумевший, что нужно делать, метнулся мимо, уводя за собой коней.
– Вы за это ответите, барон! – прохрипел тот, кого он ударил первым, выпрямился, шагнул вперед. От резкого движения серый плащ распахнулся, на мгновение открыв нарамник с гербом – на золотом фоне угрожающе распахнул могучие крыла черный орел.
Приказам королевского посланника следовало бы подчиниться, но после услышанного и увиденного в Ковенхайме барон не сомневался, что это дорога без возврата. Попятившись, рассек предплечье еще одному из нападавших, схватил коня под уздцы и вскочил в седло.
– Лютц, не отставай! Резвей!..
Ворота остались позади, мелькнули коваными петлями-жиковинами; кони понеслись во весь опор. Мозе и Ханс нагнали своего господина на повороте дороги – должно быть, воспользовавшись суматохой, выскочили через воротца, которыми водили лошадей к ручью на водопой. Рихард заметил, что южанин сжимает в руке длинный кинжал, чуть попятнанный кровью.
Они не стали продолжать путь по дороге. Едва постоялый двор скрылся за невысоким холмом, свернули в лес и ехали дальше на юго-восток, поначалу стараясь, однако, не терять из виду дорогу.