Барон не отвечал. Лютц и Мозе в унылом молчании ждали от него хотя бы единого слова. Становилось светлей. Где-то далеко в лесу послышался раскатистый зов рога.
Словно стряхнув с себя оцепенение, барон повернул коня.
– Едем. Нужно как можно скорее добраться до Тремма.
Широкий браслет замкнулся на запястье, означился приятной тяжестью. Анастази узнала тонкий травленый узор на серебре, густую зелень малахских камней. Их ни с чем нельзя спутать; они притягивают мужчин не хуже приворотного зелья и защищают от всякого зла. Однако и влекут за собой, будто в омут...
– Откуда это у тебя, Вольф?
– От человека, что просил у тебя… одной услуги, – Вольф мягко взял ее руку, надел на палец кольцо.
Верно, это случилось вскоре после появления в Ковенхайме Рихарда Кленце. Долгое – от середины осени до угрюмых дней предзимья – одиночество баронессы было нарушено вторично, на сей раз неким дворянином из Драу, именем Тергенс.
Он затеял прю с одним из своих родственников из-за большого леса и земельных угодий в долине Рейна и уговаривал баронессу замолвить словечко перед королем, на суд которого, согласно обычаю, выносятся такие раздоры.
Словно желая придать веса своим словам, он поставил на стол в трапезном зале большую квадратную шкатулку, в какой обычно хранят драгоценности, и во время беседы затейливым, как у ярмарочного жонглера, движением поднял крышку, словно приглашая баронессу взглянуть.
Так Анастази поняла, что ее нынешнее положение ни для кого не тайна, раз даже из Богом забытого Драу не ленятся приезжать сюда, к морю, в надежде на разрешение семейной неурядицы. Она была очень учтива с нежданным гостем, но подношения не приняла. Ответила, что, когда король соизволит снова посетить ее скромное жилище, она пожелает ему быть справедливым и мудрым правителем – как желает и всегда. И если все обстоит именно так, как ей поведал барон, то опасаться нечего – его величество справедлив, милостив и держит свое слово…
– Я отказала ему.
– Об этом я также знаю. И потому хочу отдать их тебе.
– Твоя щедрость восхитительна, мой король. Есть ли у меня что-то, чем я смогу отблагодарить тебя?..
Вольф улыбался, глядя ей в глаза; потом коснулся шестилучевой фибулы, стягивавшей расшитый ворот ее платья. Анастази поняла – отстегнула, потянула ткань в стороны, открывая шею. От первого поцелуя – холодного и крепкого, как вино из погреба, – по спине пробежала приятная дрожь.
Из замкового сада доносилась незатейливая мелодия. В Ковенхайм вслед за королем и его свитой явилось множество жонглеров, танцовщиц и бродячих певцов, готовых исполнять песни и трюки дни и ночи напролет, было бы кому смотреть, слушать и платить.
– Знаешь, нынче в одном замке придумали… занятную игру… – голос короля на мгновение пресекся, когда она, соскользнув с его колен и присев перед ним на корточки, принялась расстегивать его пояс. – Собралось много гостей. Мужчины и дамы пировали и пели песни, а когда настало время танцев, заранее наученные слуги погасили свет… В темноте каждый сделал со своей подругой то, что желал – и, говорят, ни одна не осталась недовольной.
– Еще бы! Тьма истребляет стыд, но не препятствует наслаждениям, – она скользила по его животу и паху теплым дыханием, осторожными прикосновениями; будто невзначай задела член губами и кончиком языка; мазнула, раззадорила, зная, что он дрогнет от этой ласки – и отстранилась, неторопливо распуская завязки платья, глядя в упор чуть затуманенным, дерзким взглядом.
Вольфу хотелось подхватить ее, опрокинуть на стол, взять быстро и грубо, но он медлил, находя странное удовольствие в попытке сдержать себя – пусть всего на несколько бесконечно длящихся мгновений.
– Как же долго мы не виделись, Ази! От первого дня до самого фастнахта я мечтал…
Она слегка улыбнулась – так, словно сомневалась в его словах. Вольф потянулся за ней, оглаживая ладонями бедра, задирая подол и нижнюю рубашку, впечатывая поцелуи в голые плечи. Анастази крутилась и извивалась, жалась к нему всем телом, помогая избавиться от исподнего. Отступила на шаг, наткнулась на стол. Вся словно вытянулась, запрокинулась, подставляясь промежностью под его теплую ладонь.
– Так ты удовлетворил просьбу того человека, мой король? Угодья теперь принадлежат ему?