Ей же открывалась пробуждающаяся к новой жизни земля, поля и леса в первой зеленой дымке, и порой она забывала себя, растворяясь в этом возрождении, вечно новом в своей повторяемости. Но чаще вглядывалась в эти просторы, невольно стараясь отыскать Рихарда, понять, что с ним произошло – ибо в Вигентау он так и не появился, и в Тевольте также не дождались от него никаких вестей...
Правда, Андреас однажды шепнул, что слышал от королевского конюшего, будто бы барона видели в Тремме, и это обрадовало баронессу – значит, Рихард внял ее мольбе и решил покинуть королевство, пока буря не утихнет. Что ж, так будет лучше для всех, даже для юного Эриха Кленце.
От Евгении также не было вестей с самой осени, и Анастази тревожилась за сестру. Конечно, нет никаких сомнений в том, что князь Райнарт нежно любит супругу, да и Эрлинген богатый, надежно укрепленный замок… и все же столь долгое молчание, хотя и вполне понятное – ведь зима! – тревожило баронессу. Из Вальденбурга также не было никаких вестей – и неудивительно. Ведь если Эрих Кленце только лишь из упрямства не имеет сношений со своей матерью, то разве дозволят это сделать принцу Оттокару, даже если он этого и пожелает?..
Ковенхайм окружала тягучая, дремотная тишина, и от этой тишины порой закладывало уши.
…– Королевский орел! – закричали на привратной башне, и Анастази перевела взгляд на дорогу, досадуя, что вновь пропустила этот миг. – Королевский орел!
Она вдруг почувствовала, что зябнет, и плотнее завернулась в плащ – темно-алый, подбитый серым беличьим мехом, привезенным через ромейские земли из далеких полуночных стран – сокровище, за которое пришлось выложить немало серебра. Вскоре на лестнице послышались шаги и на площадку поднялась Альма, запыхавшаяся, раскрасневшаяся от быстрой ходьбы. Прохладный ветер тотчас же растрепал ее белокурые волосы.
– Госпожа, его величество… он скоро будет здесь.
– Знаю, – бросила Анастази, невольно нахмурившись. – Поможешь мне переодеться и… – она взглянула за спину служанки, в темный проем хода, чтобы убедиться, что Альма пришла одна. – И приготовь еще того отвара… нынче же.
Альма молча поклонилась. Анастази помедлила, вглядываясь в даль, туда, где меж лесов блестела вода, а неподалеку от нее виднелись крыши домов; потом отвернулась, шагнула к лестнице.
– Теперь идем.
Чем отвлечься до его появления – не все же слоняться по опочивальне, не в силах ничем себя занять, мучительно ожидая того момента, когда придется остаться с ним наедине и терпеть его нежность – если у него найдется для нее нежность, а не простая, грубая страсть?..
По весне кровь мужчины становится горячей как расплавленный металл, и влечение неистовствует ураганом; и нет другого способа утишить эту бурю, кроме как утолить все желания...
Иногда она думала о том, что будет, когда король ею натешится. Она вполне сможет обойтись без его ласк, хоть и весьма умелых; главное, чтобы он не пожелал отнять у нее Ковенхайм.
Наконец приготовления окончены – туго зашнуровано голубое платье, расшитое ветвями и плодами – то, в котором она когда-то уже встречала короля в Золотом Рассвете; и непременное гранатовое ожерелье обвило шею, и золотые нити сияют в волосах – ни одна служанка не умеет вплетать их так умело, как Альма!..
И вот Анастази уже во дворе, и вновь ждет, когда под звонкое пение труб откроются ворота. Вот король – как всегда, впереди своих воинов, одетых в желтые нарамники поверх кольчуг, – въезжает на двор; спешивается, чтобы подойти к ней, склонившейся перед ним. Кладет руки на плечи, понуждая выпрямиться, чтобы расцеловать в обе щеки…
Целуя, быстро опустил руки, коснулся ее ладоней кончиками пальцев – чуть щекотно, игриво, ласково. Анастази улыбнулась – его нежность оказалась неожиданно приятна. Затем приветствовала, согласно древним законам гостеприимства, тех, кто прибыл с королем. На сей раз это были не бродячие актеры да беспутные плясуны – вместе с Вольфом явились Гетц фон Реель и барон Эрих Реттингайль, королевский казначей, со своим старшим сыном, Алардом. Куно Реттингайль держался особняком – поближе к государю.