– Что ж, я слушаю тебя.
Оказалось, муж этой женщины расширил свою землю, присоединив неиспользуемый участок возле болот; это не противоречило закону, требовалось лишь уплатить установленную сумму. Но его господин, снедаемый алчностью, обставил дело так, будто захвачена была чужая земля. За это полагался куда больший аманд – но разве найдутся у того, кто пашет, три монеты серебром, да еще и в конце весны?..
Тогда господин велел высечь ослушника, а затем запереть в темнице. Было это три месяца назад, и женщина боялась, что господин попросту забыл о ее супруге...
– Госпожа, я ведь не отказываюсь уплатить положенное… – она опустилась на колени и умоляюще прижимала руки к груди. – Но как же быть с неправдой? И кто вызволит моего мужа, ведь это тоже стоит денег! Я работаю за двоих, но земля не родит дважды в год, такого обычая не заведено небом… А нам угрожают, что сгонят с земли, подожгут дом…
К тому времени, как женщина закончила свой рассказ, и король, и его свита уже вышли из церкви; так же, как и сама баронесса только что, раздавали милостыню, и остановились совсем недалеко. И юный Флориан, взволнованный и гордый тем, что идет сейчас в королевской свите, среди вельмож, улыбнулся госпоже и тотчас же отвел взгляд.
Разумеется, все они видели и слышали то же, что и Анастази, и потому некоторое время она молчала – на тот случай, если барон фон Зюдов или сам король пожелают вмешаться. Но никакого знака не было, а бедная женщина все так же стояла перед ней на коленях, склонив голову и утирая слезы.
Тогда Анастази повернулась к Андреасу.
– Я уже предупреждал Сольмса, госпожа, – сказал тот, поняв ее без слов. – Он был в большой дружбе с прежним управителем замка, и теперь, видимо, считает, что никому нет дела до того, какие дурные обычаи царят в его землях.
– Что ж, мне есть дело до этих обычаев, – Анастази вынула серебряную монету и бросила женщине. – Если все так, как ты сказала, твой муж вернется домой. Твои дети смогут найти в Ковенхайме ночлег и пропитание. Дальнейшее решим потом. Возьми пока; оставь на будущее…
Андреас фон Борк велел своим людям увести просительницу. Анастази, глядя ей вслед, вполголоса произнесла:
– Проследи, чтоб ей и другим ни в чем не было ущерба. Скажи, этот Сольмс, ее господин, ведь явится в Ковенхайм вместе с остальными ленниками?..
– Он обязан это сделать, моя госпожа.
– Этот человек ведет себя дурно, и Бог не на его стороне; если люди поднимутся против него, то будут в своем праве… – Анастази помолчала и докончила. – А коли не одумается, его будут увещевать не словом, а мечом.
…Уже переправившись обратно через Алльбах, они ненадолго остановились в деревенской харчевне. На столе теснились блюда с пирогами, свежая зелень, холодное мясо. От котла с похлебкой исходил густой, пряный аромат, а глиняные кувшины с рейнским запотели – вино, как видно, было только что поднято из погреба.
– Дочь моя, здорова ли ты? – склонившись к Анастази, тихо спросил Эрих фон Зюдов. – Мы целый день провели в делах, а ты не притрагиваешься ни к кушаньям, ни к питью…
– Я сыта своей радостью и тем, что наш король милостив к нам, любезный отец.
– Нравится ли тебе замок?
В словах барона, как показалось Анастази, звучало больше, чем он мог сказать прямо.
– Замок хорош, отец. Впрочем, я ведь не воин, а только женщина и могу судить лишь как обустроены комнаты и двор. Посему позволь узнать твое мнение.
– Я нахожу его вполне сохранным и хорошо укрепленным. Земли вокруг плодородны, да и море близко – Вилло сможет оставлять свои корабли в здешних гаванях, если захочет…
Барон улыбнулся, и на мгновение баронессой овладело неистовое, безрассудное желание отказаться от этого подношения; но слабость длилась недолго. Если у Эриха фон Зюдова еще была хотя бы видимость выбора, то у нее уже нет. Анастази боялась за него, за отсутствующего супруга, за старшего сына, еще такого глупого и вспыльчивого. Она знала нрав Эриха Кленце гораздо лучше, чем кто-либо, и понимала, что лед его рассудительности еще слишком тонок и непрочен.
А еще она хотела блестящей судьбы для маленького Дитмара, а для себя – покоя, достатка и относительной независимости; всего, что от рождения было у нее. Свободы от воспоминаний о Лео Вагнере.