Ее белая кобылка, фыркая, попятилась, и Анастази позволила ей сделать несколько шагов к дороге. На длинной дощатой мостовой, ведущей к пристани, снопы искр уже рассыпались дождем – и там, где они падали, расцветало жадное пламя.
– Ази, едем же! Едем!
Сквозь распахнутые двери было видно, как огонь разгорается, подбираясь к бочкам с вином, упрямо всползает по резным деревянным столбам, поддерживающим крышу.
– Да вино-то у паршивца дрянное! – выкрикнул Вольф и вложил в ее руку длинную горящую жердь. – Я бы не налил его и свиньям! А за один косой взгляд на тебя каждого из них стоит предать смерти, Ази! Не жалей!
…Они выехали в середине дня, оставив в замке посеребренное оружие, расшитые одежды и украшенную гербами сбрую для лошадей. В Ковенхайме нашлись льняные туники и плащи, в какие облачаются псари и конюшие; отыскался и выцветший нарамник, который Вольф надел поверх кожаной рубахи с нашитыми на нее медными бляхами.
Добрались до трактира на закате и вели себя не громче и не распущенней остальных; за вино и закуски полагали щедро расплатиться, но решилось иначе. Сначала кому-то из завсегдатаев показалось, что у трактирщика для неизвестных гостей отыскалось мозельское, и притом отменное – не чета тому пойлу, которое подают всем прочим, хоть прочие и платят за него таким же серебром.
Затеялась перепалка, помянули святых и нечистого, рыцаря Этельвейна и прелести какой-то непотребной девки; потом все как будто стихло. Принесли вино и жаркое – кувшин мгновенно опустел, подали еще. Лео начал одну из своих бесчисленных историй про похождения юноши Кермеля. Андреас то и дело осматривался через плечо; Вольф оглядывал полутемный зал, кажется, и вправду пытаясь слушать, что говорят за соседними столами. Анастази любовалась им – ему так к лицу темно-серый намёт из простого льняного полотна; на Востоке часто носят такие, чтобы укрыться от жары и недоброго взгляда…
– Да и здешние девки дурны! – опять раздалось на весь зал. – Им бы приплатить, чтоб не лезли…
– Вон ту бы пощупать, что с этими вместе! Прежде я их здесь не видал. Небось гладкая, как молодая кобылка, и мягкая что пуховая перина…
На сей раз ухмыльнулся даже трактирщик. Вольф метнул в сторону говорившего быстрый, оценивающий взгляд. Оке со стуком поставил кубок на стол.
– Должно быть, у нее славный передок!
Потом еще что-то про мягкую маленькую дырочку, и везучего муженька, и про то, что у девок не бывает мужей, оттого они общие жены.
Ни один из них не раскрыл бы рта, если бы знал.
Первым вскочил Андреас; а вслед за тем король опрокинул высокие, почти в рост человека, кованые подсвечники на дощатый пол.
При воспоминаниях об этом Анастази вдруг охватила такая тяжелая, темная злоба, что баронесса не колебалась более ни мгновения, и швырнула горящую жердь в дверной проем.
Пожалуй, она не желала ничьей гибели – тем более что негодяи оказались проворны и уже выскочили на задний двор, а затем на соседнюю улицу, где попали в руки Андреаса фон Борка и его людей; но сознание, что она мстит за себя, за попытку оскорбить ее, не оставляло места для сожалений.
Вольф внезапно улыбнулся. Подъехал ближе и поцеловал, впился губами в губы так жадно и по-хозяйски нагло, что у Анастази перехватило дыхание. Будь они сейчас в Ковенхайме – да и, пожалуй, в любом другом подходящем для этого месте – она бы немедленно отдалась ему.
Она вздрогнула от этой мысли и, когда он отпустил ее, оглянулась по сторонам. Несколько сараев пылали; среди пламени метались темные силуэты – наиболее отчаянные из торговцев, кажется, пытались спасти хоть что-то.
Теперь вниз по улице, к пристани; навстречу метнулись несколько девиц – растрепанные, босые, с голыми руками. Анастази едва успела натянуть поводья – одна из них вдруг вцепилась рукой в расшитую упряжь:
– Госпожа… госпожа моя, помогите…
Анастази, удерживая испугавшуюся лошадь, отдернулась, а девица оглянулась пугливо, почти безумно, и бросилась прочь.
– Давай лучше я тебе помогу, красавица! Не отвлекай госпожу по пустякам!
Анастази узнала голос бывшего менестреля, и, обернувшись, увидела, как Лео Вагнер подхватил девицу, одним рывком усадил впереди себя – она изо всех сил вцепилась в гриву гнедого, – резко повернул коня в узкий боковой проулок…