Прежде она не думала об этом, но теперь страсти разом вспыхнули – и бушевали, толклись, как пьяная толпа на праздничном представлении.
– Ну же, баронесса, скажи, что думаешь, – негромко произнес Вольф, несомненно, слышавший их разговор; поднял кубок с вином. – Не лукавь и не смущайся. Или дочери ильмтальского дворянина не по нраву королевские дары?
При этих словах все взоры обратились на нее. И король вновь смотрел на нее любовно, страстно, и в то же время совершенно безжалостно; этот взгляд притягивал и пугал. Ей вспомнилась прошедшая ночь – и представилось, что нынешняя будет такой же; и немало ночей пройдет, прежде чем король найдет себе новую забаву.
– Что ж, мой досточтимый отец, – произнесла она, положив руки на стол, ладонями вниз. – Полагаю, мы не имеем никакого права проявлять малодушие и отказывать государю, который столь высокого мнения о нас.
По возвращении в Ковенхайм и Эрих фон Зюдов, и его дочь невольно, хоть и не отдавая себе в этом отчета, пытались прозреть свое будущее и будущее этой земли. Приготовляясь ко сну, барон думал – необходимо еще раз объехать окрестности, позднее, когда Эрих Реттингайль и Вальтер фон Люттвиц отбудут восвояси. Получше узнать, что за человек Андреас фон Борк, побеседовать с … , капелланом местной церкви, обстоятельно, а не в спешке. Уделить внимание приморским землям…
Анастази же не торопясь прошла по галерее и залам главного Дома. Снова подивилась красоте убранства, тому, с каким вкусом и любовью подобраны драпировки, цветные стекла в оконных витражах, тяжелые ткани пологов. Кое-где, конечно, требовалась починка или замена – в доме, где нет хозяина, все так быстро приходит в негодность! Но то, что она видела, даже в неверном свете факела оставалось достойным любви – изящная резьба на деревянной мебели, высокие кованые подсвечники, шпалеры, затейливая роспись на серых каменных стенах…
В опочивальне на сей раз пахло мускатным орехом и пряной зеленью: расторопная Венке уже приготовила подогретое вино и ароматную воду для омовения. Мягко, тепло трепетало пламя в камине, с дальней стены на сводчатый потолок восходили, переплетаясь, линии – темно-зеленые стебли и алые цветы, наконечники готовых распуститься бутонов. Ложе, стоявшее под их сенью, казалось, сулило волшебные сны в волшебном лесу.
Да, во вкусе Вольфу не откажешь, с досадой подумала Анастази. К тому же он осведомлен о ее пристрастиях, любви к пурпуру и игрени, темному кармину и густому зеленому; о восхищении витражами и разноцветной керамикой – восхищении, которого она никогда не умела, да и не пыталась скрывать. Он внимателен, как всякий истинно влюбленный мужчина. Зная, что она его не любит, как ловко он выбрал самое действенное оружие – ее тягу к красивым вещам, искусству, роскоши! Конечно, она была бы очень рада владеть этим замком, а когда наступит время, отдать младшему сыну.
Анастази замерла, держа в руках серебряный кубок – произведение искусного мастера; на дне еще осталось немного рубиново-алого южного вина.
Как будто не о чем было тревожиться; разум говорил, что она поступила верно, хотя сердце, проклятое глупое сердце по-прежнему желало невозможного. Размышляя так, она допила вино и долго ходила по комнате, гадая, пожелает ли король войти к ней сегодня.
Он пожелал. Но сначала появился Куно Реттингайль; Анастази, живо припомнившая утреннее происшествие, отвернулась, не желая глядеть на него – паж, впрочем, покинул опочивальню, едва король переступил порог.
На сей раз их разговор не был таким долгим, как накануне. Анастази поклонилась, приветствуя короля, и еще раз выразила благодарность и восхищение его прекрасным даром.
Вольф не ответил. Взял за плечи, заставляя выпрямиться. Нежно, осторожно расплел ее волосы и поцеловал в шею, а потом распустил шнуровку платья.
…Когда Анастази проснулась, он сидел за столом, рассматривая расстеленную перед ним карту – широкий лист пергамена, закручивающийся по краям, и время от времени делал отметки на прямоугольной восковой табличке. Ставни были сняты, и в свете восходящего солнца оконные стекла переливались холодными, льдистыми оттенками желтого, бледно-синего и красного. Цветные лучи падали прямо на лицо короля; Анастази видела, что он улыбается.