Выбрать главу

— Нам ведь еще не пора домой, а? Останемся чуть подольше? — умоляла она. — Еще даже не стемнело...

Но Фред с сожалением ответил:

— Нет, нам пора...

Элен поднялась, отряхнула снег, и они пошли обратно. Над снежным полем оставалась лишь одна полоска света; темнело очень быстро, но сумерки еще были нежно-лилового света; в ясном небе над замерзшим озерком медленно всходила бледная зимняя луна. Они молчали. Был слышен только стук их шагов по замерзшей дороге. Издалека доносились редкие глухие выстрелы пушки. Они краем уха слушали их. Эти далекие залпы за последние месяцы стали такими частыми, что их перестали замечать... Откуда они доносились?.. Кто стрелял?.. В кого? Привыкнув к страху и трагедии, человеческий мозг начинает относиться к ним равнодушно и эгоистично. Они шли бок о бок, усталые и счастливые. Элен чувствовала на себе пристальный взгляд Рёйса. Он остановился, взял ее лицо в свои ладони и, притянув к себе, несколько мгновений, как ей показалось, с восхищением смотрел на ее щеки, наливавшиеся горячей и пылкой кровью, затем вдохнул аромат ее лица, словно нюхал розу, и нерешительно запечатлел на ее приоткрытых губах легкий, быстрый, но обжигающий, как пламя, поцелуй. Первый поцелуй, первые мужские губы, так прикоснувшиеся к ней... Сначала, испугавшись и разозлившись, она воскликнула:

— Что вы делаете? Вы с ума сошли?

Она слепила снежок, намереваясь бросить его в лицо Фреда, но он отскочил в сторону, увернувшись от комка, и засмеялся. Элен в ярости закричала:

— Я запрещаю вам дотрагиваться до меня, слышите? — и побежала по замерзшей, уже темной дорожке домой, чувствуя на своих губах, как укус, вкус жадных молодых губ, пытаясь запретить себе думать о нем и поддаваться этому новому жгучему наслаждению.

«Лезет ко мне целоваться, как к горничной», — думала она.

Не останавливаясь, она добежала до самой комнаты матери, едва постучала и распахнула дверь.

На кровати в тишине сидели Белла и Макс. Элен уже доводилось заставать их врасплох... Но в этот раз ее смутило в них что-то новое, странное, их нежность, близость, в них больше не ощущались страсть и порок, но скорее влюбленность, что-то более естественное, похожее на настоящее чувство...

Белла медленно повернулась к ней:

— Что ты хотела?

— Ничего, — ответила Элен, почувствовав на сердце тяжесть, — ничего... я думала... я... — Она замолчала.

— Тогда ступай отсюда, — тихо сказала мать. — Еще не поздно. Я видела, что Фред Рейс искал тебя, иди погуляй с ним и детьми.

— Ты отправляешь меня к нему? — спросила Элен, и в уголках ее губ промелькнула хитрая улыбка. — Ну если так, то я пойду...

— Да, иди, — ответила Белла.

Назавтра было воскресенье. Элен зашла в малую гостиную, подышала на замерзшие окна и посмотрела на небо. Все вокруг казалось необычайно радостным, ясным и спокойным; в заснеженном саду играли дети в белых одежках; светило солнце; в доме стоял запах горячих пирогов и сливок, смешиваясь с запахом только что вымытого деревянного пола. Все дышало невинной радостью воскресного дня.

Стоя перед старым зеркалом, пускающим солнечных зайчиков, Элен улыбалась своему смутному синеватому отражению, похожему на отражение в озере, любовалась своим белым накрахмаленным хлопковым платьем; заметив, что в комнату вошел Фред, она, не оборачиваясь, кивнула ему в зеркало.

Они были одни. Он притянул ее к себе, не так резко, как накануне, а с какой-то насмешливой нежностью, которой она еще не знала. Элен не только позволила себя поцеловать, но сама потянулась к нему руками и губами, чувствуя, как острое наслаждение пронизывает ее тело.

Ей казалось, что неутомимый, неизменно молодой Фред был даже моложе ее, что очень привлекало Элен. Он был нежный и беспомощный, но уверенный в себе, хитрый, по-детски запальчивый и живой. Когда они играли в снегу, он не катался с горки, чтобы повеселить сыновей или украдкой поцеловать ее. Как ребенок, Фред больше всего на свете любил свежий воздух, солнце и кувыркаться в мягком снегу. Отныне они проводили почти все время вместе. Элен испытывала к нему самую сладостную, самую теплую нежность, которая придавала терпкий вкус его поцелуям. Но больше всего она радовалась и гордилась своей женской властью над ним. Какое счастье видеть, что Фред ради нее оставляет тех девушек, что глядят на нее свысока, потому что им уже двадцать! Порой она намеренно избегала его, упиваясь его молчаливой яростью, и, вместо того чтобы идти к нему на свидание в сад, она шла шить с его женой и подолгу сидела возле нее, опустив взгляд. Потом, когда она бегом спускалась по лестнице на террасу, он на ходу хватал ее за волосы и возмущенно шипел: