И он улыбался этой девице, чернокожему джазовому музыканту, танцору, любовнику собственной жены...
Новым ухажером Беллы был жирный угрюмый армянин с миндалевидными глазами восточной танцовщицы и мясистым задом, как у левантийского торговца коврами. Он забавлял Кароля угодливой болтовней, а Элен слышала в их разговоре те старые слова, что баюкали ее в детстве и, казалось, сопровождали ее на протяжении всей жизни, словно неуловимая, ускользающая мелодия. Нефтяные скважины, золотые прииски в Мексике, в Бразилии, в Перу, платиновые и изумрудные шахты, ловля жемчуга, телефоны и механические бритвы, трест кинотеатров, сыров, лаков и красок, бумага, олово, миллионы, миллионы, миллионы...
«Все из-за меня, это из-за меня, — размышляла Элен с грустью и смертельной усталостью. — Раньше был Макс... И он мог бы остаться с нами до самой смерти... Мне же захотелось изменить течение жизни, как если бы ребенку вздумалось остановить своими слабыми ручонками бурный поток, и вот, пожалуйста, результат: жирный левантиец, бледный, совершенно изможденный мужчина и эта старая ведьма», — думала она, глядя на свою мать со смешанным чувством жалости и стыда. Ненависть Элен сменилась ужасом перед этим помятым и набеленным лицом с алой полоской тонких губ, с морщинами и бороздами от слез, что были пролиты из-за нее. В ее голове промелькнула отчаянная мысль: «Ведь все так живут».
Она осмотрелась вокруг: женщины с телами молодых девушек носили трагические, изрытые морщинами, проступающими сквозь грим, маски... Сколько мужчин улыбались любовникам собственных жен, сколько девушек ее возраста крутились здесь с беззаботным счастливым видом. Она думала об их платьях, о своих кавалерах, о танце... И то и дело, слегка трогая за локоть отца, просила:
— Папа, довольно шампанского... Папочка, дорогой, тебе будет плохо...
— Разумеется, нет, что за глупости! — нетерпеливо отвечал он.
Однажды он сказал:
— Понимаешь, оно дает силы бодрствовать...
— Но зачем?
— А что мне еще делать? — ответил он с грустной полуулыбкой, едва коснувшейся уголков его губ и тут же исчезнувшей. Элен смотрела на армянина, который украдкой подливал шампанского в бокал Кароля.
«Зачем он это делает?.. Как будто он не понимает, что отец стар и болен, что выпивка ему во вред...»
В армянине с толстыми бедрами было что-то хищное, лукавое, напоминающее статных героев персидских миниатюр. У него были гладкие иссиня-черные волосы, нос крючком и толстые губы малинового цвета...
«Невероятно, — думала Элен в изумлении, — это просто невероятно!.. В молодости он, скорее всего, торговал орешками... Но он не причинит папе вреда... Уверена, она платит ему. Он прекрасно понимает, что деньги получает только благодаря отцу... Напротив, ему выгоднее иметь его под боком как можно дольше...»
Однажды армянин сказал, глядя на нее сверкающими лживыми глазами, затененными длинными ресницами:
— Ах, мадемуазель Элен, я люблю месье Кароля... вы не поверите... как собственного отца...
«Любит ли мать его? — думала Элен, сталкиваясь с ней в танце на блестящем паркете, в то время как та кружилась в объятиях своего любовника. — Она стара, с горечью чувствует свою старость, но платит за иллюзию любви...»
Элен не понимала, что Белла помимо этого искала еще и другое: ощущение опасности, единственное, что доставляло ей удовольствие. Макс своей необузданностью, своей ревностью смог утолить ее жажду, но с приходом старости она нуждалась в еще более сильной встряске. Она говорила себе: «Этот мужчина убьет меня...» и, глядя на нож для фруктов в руке своего любовника, вздрагивала от сладкого ужаса.
Пусть армянин и не был дурным человеком, но он знал, что из-за своей страсти к игре Кароль переписал все, что имел, на имя жены, таким образом, в случае банкротства на его состояние не наложили бы арест. Он ничего не имел против Кароля, но был совершенно ослеплен своим бурным восточным воображением. Он любил Беллу со всеми ее украшениями, любил ее напудренное лицо, ее жемчуга с бриллиантами и морщины. Он не собирался убивать Кароля, но, поскольку тот был болен, лишь позволял себе слегка поторопить судьбу. Он мечтал, представлял себе, что Кароль умирает и он женится на его вдове; уж он-то не станет проматывать деньги на игру; рисовал в своем воображении огромные влиятельные компании, слова «трест... холдинг... Интернешнл файненшл компани» кружили ему голову, словно слова любви... Уж он-то сумеет правильно распорядиться состоянием Кароля, сумеет приманить политиков вином, хорошенькими женщинами, вкусными обедами и золотыми горами... Крутя между пальцев ложечку для шампанского, он мечтал о шахтах, нефтяных скважинах и улыбался Элен с отеческой нежностью, от которой ее бросало в дрожь.