Её глаза потемнели от горя, и прежде, чем я успела её остановить, она выбила чашу из моих рук. Она укатилась прочь, оставив алую ленту драгоценного содержимого на траве, и канула во тьму.
***
Я с криком проснулась после кошмара и обнаружила, что мои губы накрывает мужская рука. Его кожа была горячей, словно в лихорадке. Я вывернулась, отшатнулась к стене и дрожа, завернулась в одеяло.
— Шшшш, — Иуда прижал дрожащий палец к своим губам. Я поняла; если его застанут здесь, у него будут серьёзные неприятности. Для меня же они стали бы фатальными. — Тебе пора уходить.
Он отвернулся и начал собирать мои жалкие пожитки, складывая их трясущимися руками. Я поймала его за запястье:
— Учитель сказала, что я должна уйти до завтра.
— Сегодня. Ты должна уйти сегодня ночью, — Иуда внезапно сделал судорожный, резкий вдох, полный муки, словно его ткнули ножом. Его глаза заволокло слезами. — Если бы он попросил тебя…
— Иуда?
— Если бы он попросил тебя отдать за него жизнь, ты согласилась бы? — прошептал он. Его голос отразился от каменных стен громко, словно крик. — Согласилась бы?
— Да.
Слеза скатилась по его лицу и сверкающей звездой застряла в бороде.
— Он попросил мою душу.
— Иуда… — я потянулась к нему, но он вскочил и убежал. Я поспешила следом, но внешняя комната была пуста, только покачивающийся занавес свидетельствовал о его уходе. Я повернулась назад к своему усталому беспокойному ложу.
Прямо передо мной стоял Учитель. Я никогда не видела его настолько усталым и измученным.
— Я попросил его о величайшем из даров, — ответил он, прежде чем я набралась смелости спросить. Мне казалось, что Иуда страдает? В этих глазах было горе всего мира. — Только у него достаточно силы, веры и любви. Остальные могли бы сделать это только из ненависти.
— Учитель, пожалуйста, не прогоняйте меня, — шепнула я. Вокруг нас спали его ученики, но я откуда-то знала, что они не проснутся, пока он этого не пожелает.
— Ты должна идти. Отсюда расходятся все пути. Ты не сможешь последовать за мной, никто из них не сможет. Путь, предстоящий тебе, самый долгий, так что будь уверена в своём выборе. Я не всегда буду с тобой.
Ослепительное сияние его любви обжигало мою кожу, словно солнце, и я поняла: он не отверг меня, а всего лишь осветил мне другую дорогу. Но всё равно, даже мысль уйти от его, от всех их, оставляла привкус пепла на языке.
— Вы всегда будете со мной, — сказала я, и прикоснулась к своему сердцу. — Здесь.
Он слегка наклонился и поцеловал меня в лоб, омыв светом и любовью мою холодную кожу.
Я вспомнила об ужасе в опустевших глазах Иуды. Он тоже получил этот поцелуй мира?
— Я уйду завтра, — сказала я. Он поморщился и покачал головой. — Завтра. Я остаюсь ради Иуды.
Он посмотрел на меня, горько улыбнулся и сказал:
— Да. Ты ему понадобишься.
***
Боль потери была настолько сокрушительной, что на мгновение весь мир словно выцвел и опустел; даже голод потрясённо затих. Я могла только таращиться в темноту, куда укатилась чаша.
Сестра Эме cхватила меня за плечи и начала трясти, что-то крича. Я взяла её за запястья и сжала. Она увидела мои глаза, взгляд зверя, и заткнулась. Её лицо приобрело цвет остывшего пепла.
— Никогда больше так не делай, — сказала я, так спокойно, как только могла. — Не смей её трогать. Никогда. Она моя.
В запястьях под моими жёсткими пальцами пульсировала жизнь — красная, горячая, доступная. Как давно я уже не пробовала на вкус смертную плоть? Со времен того давно исчезнувшего богатого особняка за стенами Иерусалима, столиков из кедровой древесины и золотых светильников.
Симон Маг стоял и смотрел, как я питалась, с нежной покровительственной улыбкой. Ему нравился зверь. От воспоминания о его красивой улыбке меня замутило, и я отпустила Эме и медленно, мучительно поползла в темноту, в которую укатилась чаша.
Она ударилась о камень, и от неё откололся кусочек — совсем маленький скол на оправе, у грубо выдавленного древним гончаром узора. Я подняла её обеими руками и закрыла глаза, слушая голос моего возлюбленного Учителя, ощущая его прикосновения.
Я поднесла чашу к губам и пила, пока тварь не захлебнулась в цветах и мёде, оставив после себя насыщенный густой привкус. Алая влага стекала с моих губ, капала с подбородка на траву, а я пила и не могла остановиться. Так близко к нему, так близко.