Но всё же женщин требовалось чем-то занять, а то ведь у него не получится сосредоточиться на починке, если они и дальше будут с неприлично чрезмерным любопытством ловить каждый его вход. Немного подумав, Корэр подхватил рубахи. В теории, Вихрь ведь смешался с его кровью, а значит у арии была возможность управлять ей, но вот только как ни пытался Корэр, ничего не вышло. Однако, стоило только поднести к пятнам обнажённый клинок — обломок Вихря, — как от них не осталось и следа, меч жадно впитал кровь. Протянув женщинам рубахи и камзол, Корэр поинтересовался:
— Сможете заштопать?
— Рубахи да, но на камзол понадобится заплатка, — ответила жена купца, ошарашенная и видом их защитника и его удивительной наглостью.
Выудив из заплечного мешка второй камзол, с прожжёнными полами, запылившийся, Корэр проговорил:
— Можете его хоть на части порезать, только соберите из этих двух один нормального вида.
Жена купца кивнула дочери, чтобы та забрала вещи воина, зарывшись в сундуки со скарбом. Девушка, не отводя любопытного и одновременно испуганного взгляда от изуродованного, но при том весьма неплохо сложённого тела колдуна, нанявшегося их сопровождать, переняла ворох шмотья, вздрогнув и залившись краской, когда их руки соприкоснулись. Ещё большее смущение накрыло её, когда приметила, что воин так и не снял перчаток, а значит прикосновение, заставившее её трепетать, ей только почудилось.
Пока Корэр возился с тем, как бы извлечь стрелу и не повредить каркас, придя к необходимости просто раздвинуть его спицами, принялся копаться ими в ране, прикусив от боли нижнюю губу, девица всё поглядывала на него. Для купеческой дочери оказалось удивительно, что юноша с таким красивым, даже аристократическим лицом, сохранившим отпечаток возвышенного благородства, умудрился пережить нечто оставившее столь ужасные следы на теле. И ведь главное, физиономия у него всё-равно оставалась миловидной, даже не смотря на сломанный нос, чего у дворян обычно не бывало.
Хотя… Она ведь видела потомственных дворян всего четыре раза в жизни, когда папенька брал их с матерью на балы, где договаривался о поставках. Те дворянчики редко отличались такой изысканной красотой. Многие из них были прыщавенькими и толстенькими, хотя тот симпатичный молодой служивый, с такими забавными усиками, что отказал ей из-за того, что у неё не было потомственного титула. Он же сейчас прячется от царского призыва где-то в тётушкиной усадьбе возле Ксеньяра. Интересно, не объявится ли он на каком-нибудь из балов? А получится ли затащить туда этого воина? Его же если приодеть в парадный камзол, расшитый серебром… Нет, такому только золото, чтобы выглядел прямо по-царски. Как же тот служивый обзавидуется! Да и девки столичные себе локти как кусать будут, такой красавец и не с ними.
Она даже подстать этакому кавалеру волосы накрахмалит по заморской моде. Интересно, а он от чего поседел? Жизнь такая тяжёлая или проклятье какое? А если проклят? Да нет, он же колдун, может плата за магию. Главное теперь его уболтать и чтобы папенька отпустил.
Но кровь у него золотая… Может для колдунства. А он вообще кевел? Вон как стрела засела, там же точно что-нибудь должно оказаться задето, а он так легко ковыряется. Ощутив отвращение при виде засунутого теперь уже без перчатки пальца в рану, девица отвела взгляд, тут же случайно ткнув в палец иглу. Положив палец, на котором набухла багряная капля, она услышала ругань на неизвестном языке, вырвавшуюся из уст колдуна, чья правая рука, всё ещё одетая в перчатку, соскользнула с короткого обрезка древка. Вздрогнув от опасения, что это была вовсе не ругань а какое-нибудь заклинание, она всё же успокоилась, собираясь предложить помощь. Но колдун зубами стянул перчатку, перемазанную золотой кровью, всё так же зубами стянул покрывавшие ладонь бинты, обнажая очередное уродство — ладонь, которую то ли огонь облизал, то ли мелкие лезвия посекли. Тут же девушке стало понятно почему до этого воин обходится только левой рукой. Жалко, что в танцевальные партии, где партнёршу необходимо было поддерживать руками они с красавцем точно не исполнят. Но он ведь выглядел достаточно сильным, и примерно одного роста с ней, хотя это и на каблуках.
Вот и ещё у неё вопрос возник, а бывал ли колдун в высшем обществе? Что если окажется, что он совсем не умеет себя вести и опозорит её? Ведь с какой наглостью он разместился у них в повозке, да ещё и так спокойно обнажился перед женщинами! Это же верх бесстыдства… Или не окажется ли колдун каким-нибудь принцем в изгнании? Ведь только кто-то высокого положения мог бы не заботиться о мнении каких-то там купчишек.