— Кретины, — рявкнул Ноюрн. — Какого бога, всё, что связано с Янем несет мне одно разорение. Паршивец и как подох умудряется мне подгадить! Линдра гони в зашей, без компенсаций — сам виноват. Бабу завтра ко мне, продадим её на арену, нужно только грибами обкормить. Колдуна посадить под замок, — продолжая что-то ворчать, Ноюрн вышел прочь, гневно хлопнув дверью.
Сознание Коррэра отчаянно металось в не подконтрольном теле. Вздохнув, слуга рывком вытащил ножи, принявшись расковывать пленника. Вот только вытащить из пола штырь, приковавший стопу колдуна слуге не удалось, потому он просто пинком по голени разорвал остатки уцелевшего каркаса, оторвав всё, что было ниже штыря. Перебросив лёгкого, невысокого колдуна через плечо, словно бы тот был неживой тушей, слуга без опаски потащил его в подземелья. Ему показалось забавным то, что пленники, так хватавшиеся до этого друг за друга, теперь смогут видеть друг друга, но не более. Потому слуга бросил Корэра в камеру напротив Няши, не став надевать на него кандалы, только лишь замкнув решетчатую дверь. Ведь что мог сделать лишившийся разума одноногий мальчишка? А дикой бабе буде полезно посмотреть на то, как легко сломался её дружок.
Когда шаги стражника стихли, Няша, до этого тупо уставившаяся в стену, изображавшая полное равнодушнее к происходящему вокруг, подобралась, шепнув:
— Ты как?
Корэр в ответ промычал что-то нечленораздельное, с трудом приподнявшись на локте более целой левой руки. Продержаться он смог не долго, тут же вновь распластавшись на холодном каменном полу.
— Сдаёшься? — рявкнула воительница. — Прирежу!
— Заткнись, — наконец сумел прохрипеть Корэр, отключившись.
В последний момент он вспомнил, как замедлял токи крови в организме, а после забыл восстановить их скорость. В этот раз ария наоборот попытался ускорить потоки, надеясь, что организм так сможет быстрее переработать отраву.
Каждое новое пробуждение оказывалось мучительнее предыдущего. И каждый раз Корэр со страданием задавал себе вопрос: «Куда уже может быть хуже?», а жестокая насмешница Судьба показывала ответ…
В сравнении с Ноюрном Экор был милейшим созданием, и вообще, заботливым и любящим братом. Хотя, в отличии от одноглазого, Дурманщику не хватало изобретательности, явно ведь привык полагаться только на туманящие рассудок яды, ими ломая и волю и тело. Эта скудность методов не могла не радовать Корэра.
Рано поганец списал арию со счетов, посчитав спятившим. Хотя, в появившемся шансе была и доля везения, ведь Корэр совершенно случайно не успел ускорить работу фэтэ, всё же Судьба жестока но справедлива.
Корэр думал.
Наконец-то его оставили в покое и пусть всё тело невыносимо ныло, не было сил пошевелить ни рукой, ни ногой. Мысли его были свободны.
Ария, ослабший и измученный, распластался по холодному каменном полу, кровь, уже не способная впитываться в ткань, растекалась по щелям в камнях. Тем временем мысль стремилась вдаль.
Пыталась…
Бессилие заволакивало сознание тьмой, обещая вновь вернуть столь сладкое забытьё, и путешествие по закоулкам прошлого, такого приятного, по сравнению с настоящим.
Корэр стиснув зубы заставил себя подняться, сесть — попытался даже расправить плечи, но не вышло, потому он просто подполз к стенке маленькой камеры, облокотившись на неё.
Только теперь ария поднял взгляд, увидев пристально наблюдавшую за ним Няшу. В глазах женщины ария распознал нечто, что поначалу принял за сочувствие, и лишь припомнив, кто перед ним, понял, что это было просто ожидание дальнейших действий, подобное тому какое сквозит во взгляде зверя, наблюдающего за раненым разумным, решающим: справится ли он с противником или пока нет.
— Так и помрёшь? — спросила Няша, слегка запрокинув голову, глядя словно свысока.
— Не дождёшься! — в ответ огрызнулся ей Корэр, поглядев на свои ноги. Левая оказалась почти целой, пожалуй на неё получилось бы даже встать. Вот только от обожжённой и искромсанной правой ничего не осталось… Такое пожалуй даже не каждый Имперский лекарь исцелит.
— Дай чуть передохнуть и я что-нибудь придумаю, — уже более спокойно прохрипел Корэр, добавив к этому заветное, — обещаю.
Няша, подавшись вперёд, рывком поднялась на ноги, увеличив длину цепей, сковывавших руки, оглядела пустой коридор. Отшагнув к одной из стен камеры, так что цепи с другой стороны натянулись, одной рукой она распахнула разорванные рубаху и куртку, которые до этого с наигранным стыдом пыталась запахнуть. Кисти её двигались не слишком ловко, кожа на костяшках оказалась стёсана, пока она высвобождалась от кандалов, выворачивая пальцы. Воительница вытащила из-под измаранного рванья клинок, продемонстрировала его арии, сообщила: