В разуме Корэра пронеслись, стремительно сменяя друг друга, мысли: «Даже брат бы так никогда не поступил», «Скорее бы всё кончилось!», «И какой же грязный пол… Он так и смердит морской солью, рыбой и какой-то непонятной дрянью».
Больше ария уже ничего не думал, он приметил висевший на поясе у Ремока нож, в пылу схватки оказавшихся как раз под рукой у колдуна. Ему даже не пришлось сильно ухищряться, чтобы достать клинок и возить дезертиру в бок. Лезвие оказалось совсем маленьким, в пять пэ всего, но и его хватило, чтобы неприятель замешкался, в ошеломлении потянулся к боку, а Корэр, пользуясь этим, высвободился, схватив голову обидчика и приложив лицом о своё колено.
Ремок, пошатываясь, попытался подняться на ноги, но Корэр, скользнув за спину, ударил ему под колено, отправил на встречу с дощатым настилом, опустив руки сцепленные в замок на затылок.
Ремок поднялся очень скоро. Его перекошенное, опухшее лицо заливала красная кровь. Один глаз заплыл, но второй видел достаточно хорошо, чтобы разглядеть не менее побитого мага.
Ремок продолжал этот пусть и совсем не нужный бой чисто инстинктивно, по науке, вбитой ему в голову за лета службы. Где-то внутри, на грани сознательного, он молил, чтобы колдун так не упорствовал, боялся ненароком зашибить хилого пацана. Но тот не просто бил в ответ, а даже бросался первым, изворачивался и использовал все доступные ему способы.
Что было дальше Ремок толком не помнил. Перед глазами мелькали лица матросов и Малого, сунувшегося под горячую руку. Он бил и били его. Колдун больше не пытался взять силой, находил слабые места, не защищённые каркасом, выворачивал сочинения каркаса.
Очнулся Ремок он пыла боя только когда перегибался через фальшборт, а колдун, неизвестно каким образом хвастался за обшивку, просунув пальцы в щель штормового портика.
Наёмник успел в последний момент, когда колдун, что-то решив для себя, разжал пальцы. Мальчонка оказался нетяжёлым и вытащить его обратно труда не составило.
Пошатываясь, он дотащил мальчонку обратно до мачты, усадил рядом с Малым, вцепившимся в клинок колдуна как в последнее спасение пропащего мира.
Придерживая порывавшегося встать колдуна, Малой укоризненно поглядел на Ремока, проговорил невнятно, от того, что щека, по которой ему заехал бывший солдат в попытке оттолкнуть, распухла:
— Дядька, ты по что его так?
— Сам напросился, — проворчал Ремок, тут же припомнив, что здесь вообще делает второй пацан: — И тебе, дурню, всыпать могу. Что было сказано? Езжай к матери. Но нет же, тебе нужно по геройствовать.
Опешивший от такого поворота Малой тут же попытался оправдаться:
— Я отправил ей через банк расписку. Деньги ей доставят, а я хоть что-то хорошее в жизни сделать хочу.
— Сделать что-то хорошее, это матери под конец жизни помочь. Помрёт старуха, а ты и не увидишь.
— Зато другие жить будут, — ответил Малой стыдливо отводя взгляд.
Ремок замахнулся было отвесить Малому очередную оплеуху, но от резкого движения избитое тело отдалось болью, потому просто проворчал:
— И откуда вы такие неразумные берётесь?.. — больше ничего не говоря, поплёлся к каюте капитана, которую на время поездки тот уступил Смороку и его ценному грузу, за немалую плату поверх.
Малой тут же подскочил к нему, чуть не шмякнувшись на качающуюся палубу, почти взвыл:
— Не выдавай, он же меня обратно отправит!
— И прав будет.
Оглядев вновь вернувшийся к суете и предпочитавших не замечать странных пассажиров матросов, Малой подполз к Корэру, протяну тому его меч.
Корэр, подняв на мальчишку ненавидящий взгляд, вырвал клинок, упёр его в палубу, повиснув на нём.
Малой, рассчитывая найти в побитом колдуне собрата по несчастью, попытался заговорить с ним:
— Я со Смороком идти в Ксеньяре напросился. Только мы за черту города ступили, прошли совсем немного, на нас напали. Я тогда сглупил, напролом понёсся, меня потом Ремок так же отходил. Только я на него не кидался, ты чего взбесился так?
Корэр ничего не ответил, уж с милюзгой, которая к тому же и мать умирающую бросить умудрилась, он говорить не хотел. Вот будь бы у него только возможность, свою бы мать он спас…
Но Малой всё не унимался:
— А почему у тебя кровь золотая? Это то же золото, что в монетах? А как ты вообще с металлом в жилах живёшь?
— Я ария, — скупой бросил Корэр, с трудом шевельнув разбитыми в кровь губами, и тут же поморщился, почувствовав отвратительный скрипучий песок на зубах.
— А то, что ты про мать, отца да брата сказал, это правда?