Ремок поперхнувшись, откашлялся, а потом всё же сумел проговорить:
— Уж не знаю, может в родне у тебя боги. Да только вот жизнь ты свою живёшь. И достижения у тебя свои. Так что хватит себя с другими сравнивать. Посмотри на себя в прошлом, да ответь, а чего ты сделал, чтобы превзойти себя предыдущего.
От чего-то Корэру сделалось смешно. Мужик, который скорее всего был его куда младше, взялся учить его истинам жизни. Не сдержавшись, ария расхохотался, вновь вызвав недоумение у окружавших его.
И всё же было в словах вояки что-то разумное, вот только Корэр никак не мог понять и принять этого.
Они спустились на палубу ниже, в каюты пассажиров. Ремок тут же повёл Корэра к себе, где встретил и Малого. С тем у Сморока до этого состоялся разговор, ограничившийся всего одной фразой: «Если разума нет, так помирай, никто не остановит».
Корэр со вздохом опустился на свободную койку, только сняв сапоги, да поставив рядом Вихрь и заплечный мешок. Тут же блаженно растянулся. Он слишком устал, чтобы бояться, что что-то пойдёт не так. Хотелось спать, но прежде всего необходимо было разобраться с раскуроченной физиономией, да затылком, отдававшимся тупой болью.
Простонав он поднялся, обратившись к Малому:
— Зеркало да ковш с чистой водой найдёшь?
Тут же отозвался разлёгшийся напротив Ремок:
— Красна девица прихорашиваться станет?
— Раны нужно промыть, а то от попавшей грязи и загноиться могут, — наставительным тоном проворчал Корэр.
Малой неохотно поплёлся добывать попрошенное, а Ремок вновь попытался усмехнутся:
— Так я вроде жив до сих пор, не сгнил, как мумия какая. А уж такие сурьёзные раны чуть ли не на каждый день получаю.
Корэр ничего не ответил, только подошёл к вояке, потребовал показать раненый бок. Тот неохотно задрал рубахи. Колдун молча вытащил из заплечного мешка стержень от пишущего пера и проделал с раной всё то же, что делал со своим бедро, когда упырица шпильку воткнула, только слюну лил уже сцеженную в баночку, не стоило другим знать, что за чудо средство затягивало раны.
Ремок хотел было прогнать мага, но вскоре боль отступила и он успокоился, а Корэр проговорил:
— Хорошо бы и с отёка кровь пустить, а то можешь глаза лишиться.
Ремок оскалился:
— И откуда ты только это знаешь?
Корэр, больше уже не стесняясь, всё же он уже видел покрытое кучей шрамов тело собеседника, задрал рубаху, показав расползшийся почти на весь бок след от клинка Маны:
— Пока чинили, выпросил книжек по лекарскому делу почитать, чтобы от боли отвлечься.
Ремок ничего не сказал, но Корэру позволил сделать всё задуманное и ария, перебарывая сковывающее движения отвращение, принялся за дело.
А стоило арии увидеть себя в отполированном серебряном зеркальце, расхохотался. Вспомнилось, что у брата, на носу был шрам, какой мог остаться у него, Корэра, найдись только хороший лекарь. Вот только брат тогда будучи ещё младшекурсником в Академии, подрался с каким-то аристократом. Было это за долго до того, как Экор начал мотаться по мирам, собирая подопытных, писать статьи и, уж тем более, повстречался с Сэрбой. Тогда и Корэр был, разве что, только в планах.
Но брат тогда приобрёл куда больше, чем потерял. Нос ему в Империи быстро поправили, зато подтверждать, что он не виновен взялась хорошенькая девушка. Она же потом хлопотала об Экоре, словно ему не нос сломали, а всё тело искалечили. Это именно она, Лалю, рассказала Корэру ту историю. А как она побледнела и осунулась, когда узнала, что тот, кто обещал против привычки арий взять её в жёны и хранить верность до самой смерти, мёртв, Корэр видел уже своими глазами. То, что она испугалась Экора вернувшегося, столь люто и самим Корэром ненавидимого, он слышал из перешептываний Экоровых товарищей. Одни из них одобряли, что одноглазый, воспользовавшись обещанием арий заставил девицу, не пожелавшую ему открыть дверь, умереть от жажды и голода в своей комнатушке, ведь до этого она требовала клясться в верности, а сама погнала прочь, испугавшись. Другие считали такую расправы слишком мелочной, ведь можно было бы истребить весь род, давший жизнь беспутной девице.
Кое-как выгнув валявшимися в заплечном мешке корпусом пишушего пера да парой метательных ножичков смятый каркас обратно, не ровно, оставив несколько угловатых вмятин, Корэр стянул кожу, использовав вместо нити собственный волос, и отыскав иглу в мешочек от Тиллери. Получилось почти даже ровно, правда Корэр умудрился запачкать всё выданное постельное, свою одежду и половину каюты, да вызвать уйму сочувственных взглядов от наблюдавших за всем Ремока и Малого.