В наступившей тишине я зажёг спичку и начал смотреть на огонь. Широкополосные динамики отлично передали треск пожираемого пламенем дерева. Взятый крупным планом мини-факел, вспыхнул над головами растерянных слушателей грозным предупреждением. Растоптал догоревшую спичку.
– Так и с вами будет, неразумные. Но отбросим в сторону сопливую лирику. Я хочу спросить. Кто вредитель? Не о себе пекусь, родные, о вас непутёвых. Говорите немедленно, иначе я не знаю, что сделаю, но сделаю обязательно. Можете не сомневаться.
– Так кто теперь скажет? – раздалось из толпы.
– Верно, сейчас молчим! А когда подкладывали тротил, думали о себе, как о героях. Бездельники стратосферные!
– Это что это. Обидно говорите, может, бомбист о всеобщем благе думал, может, выходной хотел сделать. А вы его так припечатали.
В тесно набитом зале образовалось бурление, к сцене, расположенной ровно посередине огромной воронки, шла Мара Филипповна, председатель Домового комитета. Некоторые из её почитателей затеяли бурные овации, весьма неприятные для меня. Аж скулы свело от зависти. Сложилось впечатление, ну нет, не впечатление, а чувство образовалось, что хотят украсть мой единоличный праздник, карнавал, для точности. Стоило Маре появиться и вот тебе, пожалуйста, овации. А я, между прочим, сто этажей прошагал с шарманкой, и никакого уважения к музыканту! Только вытаращенные глаза и эта противная фанерка. А чем им опиум-то не понравился? Придурки! Они хоть пробовали?
Расторопный директор концертного зала в образовавшуюся паузу выпустил стайку азиатских танцовщиц. Сложив перед собой ладони, индианки с берегов Брахмапутры начали делать русскую народную присядку, взмахивая ногами под этническую музыку: дзынь, да дзынь, тум-тум, дыр, дыр.
«Тут наметилось абсолютное злодейство, а они праздник себе устроили! Ну ничего, сейчас вы у меня французский канкан спляшите вместо Брахмапутры, или как там её называют!»
Надо отдать должное руководителю театра: мгновенно организовал продажу бутылок с газировкой «Тархун» и вчерашними эклерами. Принесли стол и два гранёных стакана. Специально, чтобы я не сомневался, администратор дунул в один из них, показывая медицинскую стерильность. «В честь праздничка. Из личных запасов», – доверительно шепнул директор, ставя графин с янтарной жидкостью.
Наконец, пробившись через потные тела возбуждённых граждан, на сцену поднялась Мара Филипповна. Её шикарные формы, заново клонированные на Венере, подчёркивал лётный комбинезон, завязанный рукавами на поясе. Серебристое манто из марсианского грызохваста (шустрого) покрывало обнажённые плечи бывшего сотрудника ВТС[2]. Объёмную грудь удерживал алмазный бронежилет, невероятно модный среди руководителей Домовых комитетов. Следом на высоких шпильках семенила новая секретарша, нанятая из соседнего подъезда Наблюдательница. В строгом деловом костюме и накрахмаленной блузке, на носу платиновые очки, под мышкой последняя модель квантового планшета.
Неожиданно по овальной центральной шахте поднялся плазмолёт с широкой надписью вдоль борта «Жизнь Стратосферы». Я хищно оскалился. Теперь получалось, что бомбисты организуют себе известность, а я помог, отшагав сто двадцать три этажа. «Держите пять пальцев с кнопкой!» – чертыхнулся на всякий случай, хотя казни для вредителей, ещё не успел сочинить.
Тем временем её высочество Мара изволила взять микрофон и обратилась к жильцам высотки. Надо сказать, составлявшее более чем из двадцати тысяч, плюс-минус командировочные и туристы. Чтобы все могли насладиться мягким контральто председателя, пришлось задействовать громкую связь.
– Дорогие товарищи, до каких пор мы будем терпеть выходки этого, затрудняюсь с определением, самодура, по-другому и не скажешь!
«Это что, меня самодуром обозвали? Ну, тварь алмазная, чтоб тебя десять дней клюквой поили! Это надо же, сколько коварства скопилось в одном организме! Я ей деликатесы заморские, а она мне, пожалуйте в холодную баню. Змея шагреневая!»
Мне стало до невозможности обидно: