– Мне нельзя покидать маркёра.
– Ничего не знаю. Идёте? Ах, нет. Хорошо. Пеняйте на себя, – пригрозила медсестра и выскочила в больничный коридор.
– Ну вот, хоть какая-то движуха. Маркёр, тебя сейчас обязательно оценят, – потёр волосатые ладони допельгангер.
– Теперь понимаете, почему ненавижу эту тварь. Вечно втягивает в истории, – всхлипнул маркёр.
Человек-геккон сокрушённо покачал головой:
– Теперь точно спать не дадут. Ты, допельгангер, в другое время не мог объявиться? – из его уст имя прозвучало, как ругательство.
– Смысла не было. Не заметили бы. А так все карты. Теперь вы будете пинать маркёра, а он мстить начнёт.
«Странная штука, ведь ему тоже несладко придётся. В чём счастье? – подумал Пётр. – Так посмотреть, то и мой где-то рядом ошивается. Неужели я такая гадость, что обеспечил работой? Вот дела… Никогда не замечал за собой подлостей».
– Василий, почему твой не показывается, понятно, а что с моим допельгангером? Неужели у меня дурной характер?
– Не замечал, может, по-тихому пакостишь? Ну там колбасу из холодильника крадёшь или таблетки выбрасываешь в унитаз?
Дверь распахнулась, и в палату протиснулись два раскаченных студента с кафедры физвоспитания, подрабатывающие в свободное от занятий время медбратьями.
– Кто? – в один голос рявкнули студенты.
– Вот это с волосатыми ушами, – указала медсестра.
– Я не это, а допельгангер! – с достоинством поправила злобная сущность. – Хотите меня взять? Не трудитесь, всё равно ничего не получиться. Силёнок не хватит.
– Нам без разницы, – санитары ухватились за плечи, но не смогли сдвинуть и на миллиметр от кровати хозяина.
– Жилистый, – констатировал медбрат хриплым от натуги голосом.
Второй подтвердил:
– Ага. Аж завидно, – попробовал схватить за пояс, но руки начали соскальзывать с зеленоватой слизи.
– Граждане санитары, вы его в мокрое одеяло заверните, чтобы не убежал, – посоветовал со своей кровати Пётр. – И это, для начала по голове чем-нибудь дайте. В физкабинете гантели есть. Принести? Я быстро.
Вскочил и босиком метнулся из палаты, сверкая фиолетовыми сатиновыми трусами. Вскоре приволок две пластмассовых гантели по пять килограммов, засыпанных кварцевым песком, и мокрое байковое одеяло. Студенты начали усердно стучать по волосатой морде нахального визитёра.
– Ой, ой, ой! – внезапно закричал маркёр, схватившись за голову. – Мне тоже больно. Вы не могли бы потише наяривать.
– Чё, съели. Ему тоже больно, – ехидно улыбнулся допельгангер. – Вы не подумайте, я не нарочно. Просто так всё устроено. Связаны мы навечно, пока смерть не разлучит. Вам придётся вместе тащить. А это нарушение режима.
– Вот именно, – согласились санитары и попросили сестру: – Дарья Филипповна, аминазину двойную порцию обеспечите! Буйный попался, а у них, сами знаете, силы немеряные. И этому тоже, чтобы не жаловался.
Когда маркёр обмяк, санитары без труда упаковали допельгангера в смирительную рубашку и потащили в карцер.
«Зря всё-таки обнаружился этот допельгангер. Жил себе и жил у окна. Без комфорта это точно, но зато в своей палате. А теперь что, накачают лекарствами, и имя забудет, чего доброго. Эх и помочь-то некому. Придётся дежурить у изолятора, когда в себя не придёт. Ушастый, конечно. Ну, тут кому как повезло. У меня тоже вон торчат и ничего не жалуюсь, есть даже некоторое преимущество в слухе», – подумал про себя Вася Штыков.
– Ты, геккон, не по-товарищески это как-то. Как ни крути, а он наш. С чудинкой, конечно, а другие сюда не попадают. Я вот, например, терплю, когда ты через каждые полчаса руки бегаешь мыть. Ничего, не возмущаюсь. Все вопросы к сестре-хозяйке, это ей за лишнее мыло отчитываться. Пусть бы постоял у окна. Вроде смирный.
– Кто смирный? Этот, который спать не давал? Скажешь тоже. Буйные придут, а я не в форме. Хочешь, чтобы сорвался? Пусть маркёр мучается, зато ночью так храпеть будет, закачаешься. Может, я ему одолжение делаю.
– Ты думаешь? – Василий с сомнением посмотрел на закатившего глаза после укола соседа. – А если их и действительно нельзя разлучать. Кто тогда тебе аккомпанировать будет? Я, что ли? Ты знаешь, у меня никакой художественности. Так, драные гвозди одни, да и то не больше сотки. Я против него ржавая отвёртка.