Голова сразу закружилась, в глазах на пару мгновений потемнело, видимо я покачнулся, потому что дядя Булат предостерегающе шикнул.
– Эй, ты что делаешь? В бане нельзя так резко дёргаться. И зачем сел? Ложись давай. Для начала на живот, – и снова плеснул из ковша.
Я чуть было позорно не заверещал. Нет, не заверещал. Не смог просто. Как хорошо, что эта порция кипятка предназначалась не мне, а печке. Хуже ситуации, чем быть облитым кипятком, я себе представить не мог, просто обречённо проследил за направлением.
Но рано я радовался. Дальше начался форменный кошмар. Мужчина окунул ковш в ту же паря́щую бадейку, прикреплённую к железной трубе и окружённую гладкими камешками, и затем изо всей силы плеснул на них. Вода, зашипев, моментально испарилась, явственно различимые волны нового жара поднялись к потолку, дядя перехватил поудобнее ковш и начал махать в мою сторону. Меня накрыло ещё более раскалённой волной, и я позорно заорал, пытаясь сползти хоть куда, но подальше отсюда. Пусть продует, пусть на полу, пусть голышом… Да, я был согласен даже пробежаться без одежды до бабушкиного дома, но кто ж мне позволит! Да я и сам мог только орать.
– За что?!
Позже, вспоминая этот эпизод, я никак не мог понять, почему бы в тот момент не встать и не уйти. Сила есть, где выход знаю. Но вот напавшую на меня невероятную слабость, я преодолеть не смог. Из тела словно вынули все кости и оставили лежать только холодец из мышц. Из неприятных аналогий в голову втемяшился кусок мясного филе, медленно поджаривающийся на сковородке. Эдакий рыцарский ужин. Боже упаси! Я тут же отрёкся от таких мыслей и снова пополз к краю.
– Стоять! – дядя Булат пресёк мою попытку сползти на нижнюю скамеечку и там устроиться, среди тазиков, мыла и шампуней. А лучше вообще не пол. Или в предбанник. Или в огород, можно даже туда, где куры. – Лежи, не рыпайся. Сейчас начнём. Где у нас тут веник?
«Что начнём? Мы разве уже не начали?» – собирался спросить я, но мужчина вытащил из зелёного тазика такой же куст-букет, как те, что висели в предбаннике, только мокрый, и вломил мне им поперёк спины.
Кажется, они давно догадались, что я не Саша, и просто долго готовили план экзекуции. Мести. Придумывали пытки. Надеюсь, это конец.
Слова застряли в горле и там, видимо, сгорели. Откуда только силы взялись – я попытался встать, спустить хоть одну ногу, но каждый раз этот проклятый веник настигал меня и лупил что было мочи. И сверху, и сбоку, и поперёк, и вдоль. Не представляю, как мужчина умудрялся стоять в полный рост при такой жаре, да ещё хлестать меня направо и налево. Сам я сжался в комочек, будто став раза в два меньше и раз в десять обтекаемее, лишь бы поменьше конечностей торчало. Примерно то же самое ощущают драконы, перекидываясь в человека. Вот только, не в таких условиях. От каждого удара расходился такой жар, что хотелось тут же лечь и помереть. Точнее, я же уже лежал, значит оставалось только второе.
Теперь-то я понял, что чувствовали рыцари в доспехах, когда их настигало драконье пламя. Жар со всех сторон, и как бы ты ни повернулся, как бы не подвинул руку или ногу, ты везде натыкаешься только на ещё более раскалённое пространство. Лучше сразу сдаться. И даже не дышать.
– А теперь ещё парку, – жизнерадостность дяди Булата поражала и пугала. Неужели все человеки в этом мире такие огнестойкие? Тогда понятно, почему здесь нет драконов или других огнедышащих существ. Это ж какой страшный мир, какие страшные обитатели, что их настолько ужасающие вещи радуют. Я вздрогнул. – Чего дрожишь? Не прогрелся? – тут же среагировал страшный обитатель этого мира, и я понял, что лучше сразу прикинуться трупом.
Новая порция горячей воды зашипела на голышах, жар снова «упал» на меня мощной воздушной перчаткой, распластал, оглушил и прибил книзу. Это как быть внутри огненного мешочка, который я несколько минут назад, – а кажется, что в прошлой жизни, – вспоминал. У драконов там происходит формирование пламени, перед изрыганием, но он покрыт специальной оболочкой, нейтрализующей слишком большую температуру и не допускающую нагрев остальных внутренних органов.
– А теперь снова веничком!
Новая порция истязания с новой силой и ещё жарче предыдущей. Я застонал. Я уже даже не шевелился, лишь лежал, вяло поскуливая. Ну, когда же это закончится? За что? Почему бабушка меня не предупредила. Ну не могла она так искусно притворяться, зная, что я – не Саша. Не верю! Тогда, вообще, почему она это позволила? Как допустила?
– А теперь холодненькой!
Оказывается, я ещё жив. Мужчина, не особо предупреждая, окатил меня из тазика ледяной водой. Когда только успел набрать?
Ах! Вот это ощущения! Словно снова научился дышать, глубоко и легко, даже вдыхать горячий пар стало проще! Я – жив? Я – жив! Не может такого быть, но я жив!
А ведь температура совершенно точно стала жарче, по сравнению с самым началом. Я ощутил всю кожу как единый цельный орган, и сейчас она вся словно вдыхала и выдыхала этот жар всей поверхностью, каждой клеточкой, словно пробудилась ото сна и, что удивительно, мне хотелось от этого радоваться. Жить, смеяться, брызгаться водой, бегать, двигаться, просто дышать и радоваться. Это что-то восхитительное они со мной сделали.
– О! Молодчик! Выдержал. А теперь горяченькой!
Только не это. Я ещё не готов.
– Не-е-ет! – моя просьба захлебнулась в горячей воде.
– Ну что, ещё парку? Ещё веничка? Холодненькой?
Несмотря на мои протесты, дядя Булат ещё несколько раз поддавал пару – да, на всю жизнь запомнил, как называется эта варварская процедура – и всего меня исхлестал веником. Воистину изощрённая пытка. Когда он меня, наконец, выпустил, я даже мыться отказался. Хотя баня в целом-то предназначалась для мытья. Сил не было никаких. Одевался с приключениями, чуть не надел вместо футболки штаны. Долго соображал, почему рукава такие длинные и странные, потом в одну штанину долго не мог попасть, всё валилось из рук – как будто пальцы потеряли гибкость или, наоборот, стали похожими на мягкие безвольные сосиски.
Но ощущения в теле, действительно, были феерические. Словно с меня содрали живьём всю шкуру, окунули в кипяток, потом в прорубь, и так несколько раз, а потом, сжалившись, наконец отпустили. И бреду я такой, голый, фигурально выражаясь, без шкуры, без защиты, без ничего – только я и мир, мир и я, один на один. Красота. А голова такая пустая, гулкая, мыслей нет, а в теле лёгкость, словно сейчас без крыльев взлетишь. Даже превращаться в большую чешуйчатую ящерицу не надо. Не уверен, что испытывал нечто подобное, даже когда был драконом. Момент наивысшего бездействия и безмыслия. Великая и благая пустота внутри.
Меня вдруг озарило, а ведь именно ради вот этого момента, такого ощущения единения с собой, достижения равновесия с миром, люди и ходят в баню. Невероятное изобретение. Пожалуй, мне нравится этот мир. И баня. И веник с парилкой.
– Дядя Булат такой сильный, – выдал я бабушке, не задумываясь, вспоминая, как он стоял во весь рост в обжигающем пару́ и без усилий орудовал веником.
Мы сидели в дядиной кухне, пили чай с вареньем, принесённым бабушкой. Она мягко улыбалась, морщинки красиво собирались в уголках глаз и губ.
– Конечно, он же борьбой восемь лет занимался. Даже на соревнования ездил. Призы получал.
– А можно меня тоже в секцию борьбы записать? – я ужасно не любил чувствовать себя слабым. Особенном слабее представителей своего же вида. В данный момент человеческого.
– Давай не всё сразу. Как горло? – Валентина Ивановна ловко перевела тему, а я был слишком расслаблен, чтоб за этим следить.
– Горло? А ты в баню не пойдёшь?
– Нет, я жару не люблю. Завтра схожу. Она долго тепло держит. Горло не болит, спрашиваю? Ты закутайся получше, тебя не затем парили, чтоб тут же продуло. Намотай на шею.
Кажется, у меня скоро появится аллергия на слово «продует».
– Не болит. А ты всегда так горло лечишь?
– Не всегда, – бабушка неожиданно рассмеялась. – Но это лучшая профилактика. Если симптомы поймать в самом начале, и как следует прогреться, то можно вылечиться, даже не успев заболеть. Запомнил? Профилактика и предупреждение – лучшее лекарство!