Я услышала, как кто-то скребет ветвями, закрывавшими вход в пещеру. Сначала я подумала, что это раненый зверь. Но увидела перед собою испуганную и очень красивую девушку, чье лицо было украшено узорами, нарисованными хной. Она была из благородной семьи. Эти руки никогда не знали труда. На коже не было ни единой царапины. В ее сияющих волосах виднелись жемчужины, а легкие сандалии были украшены тонкой вышивкой.
Впервые с тех пор, как я потеряла отца, я разговаривала с человеком и потому предупредительного воскликнула: «Не смей сюда заходить!»
Спускалась ночь.
С недавнего времени я зажигала небольшой фитилек в плошке с маслом, чтобы читать записи отца. По странице в день. Я разбирала его бумаги до тех пор, пока фитиль не начинал коптить. Пока он не гас. Пока не наступала тьма. Слова плясали в свете фитиля и строки возвращали мне отца. Закованного, посланного на смерть.
Не этот ли слабый огонек привлек женщину? Неужто столь малого оказалось достаточно, чтобы мир живых обнаружил себя?
Меня он, мир живых, больше не интересовал. Поначалу я думала было присоединиться к нему, но то был лишь самообман. Чтобы жить, кто-то должен к тебе обращаться, кто-то должен повторять тебе: «Не бойся».
У меня такого человека больше не было.
И я закрыла вход в пещеру, обвязав ветви веревкой, я схоронилась в своей норе и умолкла, подобно ужу. Сказала чужачке: «Мне нет дела до живых. Я общаюсь лишь с мертвыми».
Но она вернулась, почтенные доктора. И стала приходить каждый день. Она молчала, облокотившись спиной на что придется. Вышивала, читала. Ничего не просила. Ничего не требовала. А когда уходила, оставляла обломанный цветок.
Она ждала.
Ждала, пока небо не скрылось за тучами и не разразилось градом, обрушившимся на землю добрых и злых, невинных и мстительных, на тех, кто шел на поправку, и тех, кому предстояло болеть.
Женщина куталась в шали, а дождь стекал по ее лицу и смывал охряные узоры. Небо сотрясалось от грома. Молнии прорезали ночь.
Но и тогда она не сдвинулась с места.
Просто сидела, словно обреченный, побитый зверь. Словно ее предали и выгнали прочь. Словно она не верила в то, что можно быть счастливой.
И тогда я сказала: «Входи».
Ее звали Закара, дочь Малуфа и Нучи. Ей предстояло стать женою Айети, сына раввина.
Малуф обещал будущему мужу, когда придет срок, передать ему дочь и приданое. Они подписали ктубу, свадебный договор.
Все это случилось, когда ей было восемь.
С тех пор Айети стал посещать их дом как будущий родственник. Он вел себя как подобает зятю и относился к Малуфу как к тестю. Он был верным суженым, но слишком пристально следил за выполнением договора. Скрупулезно следовал каждой букве: дабы невеста не находилась в обществе нескольких мужчин, за исключением своего отца и брата. Чтобы никогда не вкушала пищу в присутствии сомнительных женщин. Чтобы жениху было уплачено по двенадцать унций за каждый предмет, если его не окажется в приданом, описанном в договоре. Чтобы невеста не пела в грязные дни.
С невестой он вел себя спокойно и целомудренно. Не настаивал на поцелуях, но часто непринужденно заговаривал при ней о том, что скоро она достигнет того возраста, когда придет пора отдать ему должное как мужу.
В договоре было сказано так: «Обязуюсь обеспечить жену кровом, питанием и одеждой, как подобает сыну Израиля, взявшему жену». Ниже предписывалось: «Обязуюсь исполнять супружеский долг в положенное время». Нотариус скрепил договор подписью и разъяснил последствия, наступающие в случае, если обнаружится, что супруга нечиста: денежный штраф, расторжение брака, изгнание.
Закара говорила об этом устало, капли дождя продолжали стекать по ее рукам на влажный песок. Скоро ее передадут жениху. Скоро она станет женою Айети.
«Скоро, — добавила она, когда гром отгремел в последний раз, — он узнает, что я нечиста».
Все случилось несколько лет назад. Она была еще девочкой. К отцу прибыл гость из Палермо. Он затолкал ее в курятник и зажал ей рот так, что она не могла произнести ни звука. Боль пронзила ее точно железным прутом. От пережитого страха она два года не могла произнести ни слова. Затем потихоньку стала снова разговаривать. Теперь она знала, что такое проклятие: мужчина, проникший в тело женщины.
Она подготовилась к неминуемому позору. К расторжению брака.
И ждала, когда все случится.