В своих странствиях Паскуале избегал злоумышленников, желавших его ограбить, платил пошлины лордам, чтобы перейти границы разных государств. Ночевал в лесах, на постоялых дворах, в трактирах. Он соглашался, когда его предлагали подвезти почтовые повозки, торговцы горшками или льдом, бродячие артисты. Занимался любыми ремеслами, дабы прокормить себя и бесплатно врачевать страждущих.
На этом пути он понял, что представляет собой человек. В жаре ли, в холоде, в богатстве и в бедности, в доступном и в невозможном. Он заводил разговор со всем, что его окружало. И все это он пропускал через свое дыхание, ведя себя как отшельник, ищущий прощения.
В неполные двадцать пять лет глаза Паскуале уже были полны тайны, бесприкрасного света обретшего покой человека, силой, которой обладает тот, кто сносил в пути не одну пару сандалий. Он шел смиреной походкой, волосы его касались пояса, одежду держала на талии простая веревка. Широкие, обожженные солнцем плечи, загоревшее лицо искрилось улыбкой. Встретив прохожего, он тепло приветствовал его и интересовался, не нужно ли чем помочь.
Паскуале не имел ничего общего с еврейскими врачами, носившими бумазейные штаны, к которым подвешивался кошель для монет. Не было у него ни конопляной рубашки, ни конической или фетровой шляпы, ни парчового плаща, отороченного мехом. На нем была длинная туника, доходившая до пят, да дорожная сумка с множеством карманов, набитых хирургическими инструментами, пузырьками со снадобьями и коробочками с мазями.
Денег у него не было. Он не брал платы за лечение, разве что пищей. Говорил Паскуале мало, предпочитая слушать и улыбаться, впитывая в себя усталый шум окружающего мира.
Его привлекали животные, одиночки, изгои. Он оплакивал отверженных. Если в детстве он любил сломанные предметы, то теперь замирал перед теми, кого сломала жизнь, кто несовершенен и не нашел себе места. Он считал их хранителями тайны, истинными обитателями вселенной.
Он сторонился ладана, новолуний, идолов.
Пугало его только безразличие.
Больше он ничего не боялся, почтенные доктора.
Вот почему, когда меня арестовали, он не выказал страха. В его голосе не было сомнений. Он смотрел священникам прямо в глаза.
И взгляд его был так не похож на прочие, что все умолкли.
Кто этот чужак, что говорил на их языке, готов был свидетельствовать за шлюху, был так уверен в себе, говорил спокойно и не боялся последствий?
Он не был похож на еврея. Скорее, он казался греком, но в нем было и что-то от испанца. Но в любом случае разве не знал он, что законом запрещено лжесвидетельство? Или не ведал, что за ложь его ждет расплата? «Предашь давар и обретешь девер» — убьешь слово — обретешь чуму, кровь, голод и войну.
И вопрошали они:
— Кто ты и по какому праву защищаешь предстоящую тут Вирдимуру? Есть ли у тебя бумаги, которые доказывают, кто ты и откуда? Мы не видим на тебе знаков избранного народа. Иудей ли ты?
— Да, я иудей.
— Из какой же семьи?
— Де Медико.
— Не родня ли ты тому Йосефу, что занимался врачеванием в африканских землях?
— Я его сын.
— Какова же причина, что мужчина из рода Де Медико вступается на суде за шлюху?
— Она не шлюха, а моя нареченная. И у меня с собой документ, подтверждающий шидух, соглашение, заключенное в 1312 году нашими отцами, Урией и Йосефом.
И тогда Паскуале выразительно посмотрел на меня, точно желая передать мне: «Прости, не так я хотел тебе это сказать, мне хотелось бы прошептать тебе это тихо, под яркими звездами».
Священники не спешили меня освобождать.
Сначала они хотели изучить шидух, убедиться в том, что подписи подлинные, что в нем оговорено приданое и перечислено имущество. Земля и сайя, окружающие дом, без всякого сомнения, принадлежали Паскуале, Урия передал их ему при заключении брачного договора. Кроме того, у Паскуале была лицензия, и теперь никто не осмелился бы сказать, что в госпитале нет человека, имеющего право врачевания и обладающего необходимыми навыками.
В документах были перечислены все пожитки, вся мебель и все предметы домашнего обихода. То было мое приданое, и я вспомнила, как незадолго до прибытия Йосефа Урия потребовал, чтобы я начистила всю нашу утварь, выложила напоказ все наше добро, ковры, инструменты, кухонные принадлежности.
Стало быть, Урия подготовил все, не говоря мне ни слова, он выбрал мне мужа, он продумал все до мелочей.