Смерть витала повсюду, почтенные доктора. Ее породили страхи, недопонимания, разобщенность между людьми. Одиночество.
И еще — правда. Смерть стучалась в укрытия и призывала: идите ко мне, соединитесь с теми, кто были до вас, я забрала их не со зла, но милости ради.
Доставать пищу становилось все труднее. Выходить из госпиталя стало опасно, потому что, хотя у нас было много больных, наш госпиталь оказался одним из немногих мест, крепко защищенных от заразы благодаря крапивному настою, чистоте и отдаленности от города. Защищенных настолько, что ни я, ни Паскуале до сих пор не заразились.
Мы были настороже. Прикрывали нос и рот, надевали перчатки. Регулярно меняли постели, не дотрагивались до нарывов больных, избегали прикасаться к слизистым. Проветривали комнаты.
Выйти из госпиталя означало подвергнуться риску, ведь нас могли укусить блохи, носители чумы. Достаточно было пройтись по зараженным улицам, по тем районам, где повсюду лежали останки чумных.
И все же настал день, когда ничего не оставалось, как отправиться в город. У нас закончились свечи. Нужно было масло для ламп. И Паскуале велел, чтобы я оставалась дома, что он пойдет один.
Я так и застыла.
Меня пронзило предчувствие, почтенные доктора. Неумолимая уверенность. Ощущение, что я это уже видела, что проживала этот момент.
Я сказала мужу: «Не ходи, мы справимся. Будем жечь водоросли, одежду, столы, скамьи. Только не ходи.
Останься».
Но я знала, что он все равно пойдет. Паскуале всегда был верен долгу и не боялся страданий. Он тщательно оделся, надел перчатки. Взял с собой сумку с травами и настоями. Прикрыл тканью нос и рот. Перебинтовал ноги, чтобы защититься от укусов. «Я скоро вернусь», — сказал он и поцеловал меня на прощанье.
В городе было тихо. Большинство домов пустовали, лавки и товары были предоставлены мародерам. Двери церквей крепко заперли: священники погибли или сбежали. Те, кому удалось выжить, богатели. Воспользовавшись неразберихой, они заселялись в чужие дома, объявляя себя наследниками погибших. Грабили. И продавали захваченное втридорога.
Могильщики бродили по улицам и звонили в колокольчик. Это означало: оставьте умирающих у дверей. Покайтесь, исповедуйтесь, читайте молитвы.
Паскуале прошел по джудекке. На узких улочках слышались стоны больных, брошенных умирать. Хрипы о помощи, призывы о милости.
Паскуале знал, что прислушиваться к голосам умирающих — это все равно что босым перейти черту, что отделяет тот свет от этого. Он знал, что будет с тем, кто слушает голос смерти.
И все же он замер, окруженный тенями, колеблясь, следовать ли ему дальше или остаться. Как поступить? Подобрать несколько умирающих, отвести к нам и попытаться совершить невозможное? Поискать тех, у кого еще есть шанс выжить? Оставить одних, чтобы спасти других? Как выбрать тех, кому подарить шанс жить, и тех, кому суждено умереть?
Вдруг среди прочих Паскуале различил чей-то голос. Слабый, проникающий в самую душу, не просящий о помощи и не проклинающий свою участь. Но едва слышно напевающий слова благодарности.
Паскуале потерял дар речи. Голос прорезал воздух. Он взмывал вверх, точно дым из потустороннего мира. Разносившийся над умирающими телами, он был выше тлена.
Возможно ли такое? Возможно ли, что в ответ на весь этот кошмар кто-то пел акарат атов, благодарю тебя, Господи? Пел четко, спокойно, благоговейно.
Пел так, словно не прощался с жизнью, а восхвалял ее. Точно на свадебном пиру.
Паскуале не верил собственным ушам.
Он знал лишь одного человека, способного восхвалять Бога в подобных обстоятельствах. Этот человек утверждал, что благодарность избавляет от ядов, спасает от горя, помогает уснуть и разгоняет кровь.
Это мог быть только он.
Маэстро Урия.
Часть третья
Урия
Глава 1
Когда его схватили, в ту самую ночь, много лет назад, его заботило только, чтобы захватчики не шумели. Он не хотел, чтобы я слышала свист хлыста, бряцанье мечей и железного ошейника, который на него нацепили. Он умолял: «Потише, Господь помилует вас, если вы сделаете свое дело как можно тише. Я ведь совсем не сопротивляюсь. Я готов».
Краем глаза он следил за бочкой, чтобы убедиться, что я не высунусь из укрытия.