Женщины, которым случалось с ним столкнуться, тут же влюблялись в него. Им нравилось его, точно высеченное скульптором, тело. Его улыбка. Его большие руки, способные вылечить любого. Его глаза, смотревшие прямо на собеседника. Его бережная, размеренная манера речи, в которой не было ни капли злости.
Урия вызывал чувство нежности, хотя и выглядел сильным. Он был образованным, но всегда вел себя предельно скромно. Он умел довольствоваться малым, но не предавался грусти. Он был сдержан и весел. Любезен, но тверд. Щедр. Неприступен.
Особенно с женами купцов, которые прибегали ко всяческим хитростям, чтобы добиться его расположения. Многие из этих женщин жили в одиночестве долгие месяцы. Они привыкли заводить любовников и привыкли получать все. А Урия был красив. Один его вид предвещал ночной жар, танцы любви. Глядя на него, все прежние страхи улетучивались, и мысль об окончательной гибели больше не пугала.
Ускользая от подобных предложений, Урия старался, чтобы эти женщины не чувствовали себя отвергнутыми. Он уважал их одиночество и жалел их. Он никогда не отказывал им прямо. Он говорил: «Ты заслуживаешь настоящей любви, которая будет с тобой до конца твоих дней, человека, который тебя поймет. Того, кто будет возвращаться ради тебя и никогда тебя не оставит».
Он хранил целомудрие по собственной воле и потому, что обещал. Он мог любить лишь Бога, единственного целителя и истинного святого. Ведь когда он был юн, тайные тропы открыли ему долготерпение Вседержителя.
С тех самых пор никто не наполнял его душу столькими чаяниями, как Господь.
Глава 2
Прийти к любви к Господу воинств для Урии оказалось не так просто.
Он вошел в этот мир полуслепым, испачкав повитуху слюной и струями мочи. Никто не знал, кто его отец. Никто не произносил его имени. Даже его собственная мать не помнила, от кого понесла, опьяненная бесконечными актами любви и парами опия.
Хотя он родился евреем, ему пришлось нелегко в переулках джудекки, где дети раввинов издевались над ним за увечный глаз и неизвестного отца. Урии было трудно избегать козней старших детей, которые подстерегали его, чтобы раздеть, каждый раз, когда мать надевала ему новую тунику. Мать старалась, чтобы он всегда был одет как подобает. И, хотя она продолжала заниматься грязным делом, она никогда не теряла сына из виду.
А ведь он сбегал постоянно, как только предоставлялась возможность. Несмотря на то, что его путь был полон всяких опасностей.
Кроме детей раввинов, в беспорядочно переплетенных переулках можно было наткнуться на настоящие детские банды. Там обитали сироты, сбежавшие от торговцев, которые собирались продать их в рабство. Дети чужеземцев, брошенные родителями, уплывшими с попутными кораблями. И все они промышляли воровством, грабежом и попрошайничеством. Крали товар в лавках. Обода колес у повозок. Обувь у тех, кто поробее. Таскали из церквей подаяния.
И хотя они были худющие и злобные, Урия отдал бы все на свете, чтобы стать среди них своим.
Его завораживала их свободная бродячая жизнь, их нищая неустроенность, то, как они появлялись из ниоткуда и прятались, точно ночные звери.
Но когда он предпринимал попытки сближения, его отвергали.
Однажды, когда он проходил мимо них по улице, его окружили и принялись дразнить: «Куда направляешься, Урия, сын Эдны? Где же твой папочка? И с кем сейчас твоя мамочка?»
Урия молчал, он сдерживал желание присоединиться к ним, влиться в их шумную толпу. Ему хотелось быть с другими детьми и бегать с ними по улицам, крича во все горло «я счастлив», сыграть с ними в дрейдл.
Дрейдл — четырехгранный волчок, на каждой стороне которого начерчены буквы: «гимель» — банк, «хе» — полбанка, «нун» — ноль и «шин» — добавь. Волчок запускался, и игрок получал шанс выиграть тайное сокровище. Таким сокровищем могло оказаться блюдо чечевицы, или мешок муки, или корзина ракушек. В зависимости от того, какой стороной был повернут остановившийся волчок, запустивший получал все, половину, не получал ничего или же должен был доложить в сокровищницу что-то свое.
Для Урии дрейдл был самой заманчивой игрой, самым хитроумным устройством.
Волчок казался ему вершителем судеб, решением всех проблем. «Если бы только мне разрешили сыграть хоть разок, — думал он. — Если бы только дали шанс».
И он уединялся в синагоге и молился. Прячась от раввинов, которые всегда готовы были его осудить.
Он повторял: «Молю тебя, позволь мне выиграть. Клянусь, я буду молиться денно и нощно». И чуть слышно шептал: «Да угодят Тебе, Господи, слова мои и мысли. Господь, Ты — моя Скала, Господь, Ты — Спаситель мой».