– Я не звала вас, – Ирен подошла и уставилась на него, прищурясь; край ее пеньюара почти касался его колен.
– Нет, звали, – парой коротких движений он расправился с брюками и, привстав, запустил их подальше. – Так громко, что я едва не оглох.
Она подумала, что ей стоит попятиться. Вскинуться, возмутиться, позвать Кейт, наконец. Но вместо этого она стояла и наблюдала, как сидящий на ее кровати Шерлок Холмс снимает с себя белье.
– Что... вы... делаете? – очень тихо повторила она.
Шерлок ей не ответил. Вытянув вперед руку, он взялся за пояс ее пеньюара и, осторожно дернув, потянул на себя. Недолго Ирен смотрела, как он разглядывает шелковую узкую ленту, вертит ее и натягивает, проверяя на прочность.
«Надо бежать», – решила она и вздрогнула, услышав вновь его голос, низкий и абсолютно бесстрастный.
– Ты не боишься.
– Нет, разумеется, – вздернула подбородок Ирен, трясясь внутри, словно осиновый лист.
– Не сейчас, – Шерлок слегка улыбнулся и шевельнул пальцами, забинтованными в нежную ткань. Он замолчал и посмотрел на нее снизу вверх. – Ты не боишься быть обнаженной, – не потому, что привыкла показывать чужакам свое тело, не потому, что для тебя это работа, а потому...
Ирен снова дернулась и бессознательно сделала шаг к нему. Их колени столкнулись, и она замерла. Шелковый пояс соскользнул с его пальцев, обнажая костяшки. Ирен наклонила голову и задержала дыхание.
Медленно подняв обе руки, она протянула ему запястья.
– ...а потому, что тебе просто нечего прятать или скрывать, – негромко закончил Шерлок, перехватывая их лентой и завязывая ее прочным узлом.
Ирен попробовала шевельнуть руками.
– Что дальше?
– Дальше, – Шерлок поднялся, – мы сделаем то, для чего я пришел, а потом я уйду.
– Что я с этого получу? – Ирен обернулась, глядя на то, как он отходит к туалетному столику и берет оттуда два каких-то флакона.
– Когда я учился на химическом факультете, – пропустив мимо ушей вопрос, проговорил Шерлок, обошел ее и уселся обратно, – на третьем курсе я развлекался тем, что смешивал афродизиаки.
Откупорив один из флаконов, он поднес его к носу и, удовлетворенно кивнув, отвинтил крышку второго.
– Ты знаешь, что некоторые компоненты промышленной парфюмерии содержат остаточные следы возбуждающих и бодрящих эссенций? – капнув из одного флакона немного себе на ладонь, продолжил он безмятежно. – По отдельности они не оказывают особого действия, но вот вместе...
Расширившимися глазами Ирен смотрела, как, добавив несколько капель прозрачной жидкости к уже имеющейся, он растирает получившуюся смесь между ладонями и придвигается к ней.
Ее ноги не связаны, подумала Ирен. Она может сбежать.
– Мне удалось выяснить в ходе экспериментов, – никогда еще на нее не обрушивалась с такой силой близость чужого обнаженного тела, – что большинство таких сочетаний скучны и банальны.
Его рука скользнула за край ночной рубашки, и он медленно провел пальцами у нее между ног.
Ирен вздохнула.
– Все, что они делают, – усиливают возбуждение. – Он средним пальцем надавил на клитор, втирая смесь круговыми движениями. – Но как быть, если женщина, – пальцы переместились и принялись поглаживать нежные складочки, – не возбуждается, – снова прикосновение к клитору, в котором начинает пульсировать глубокое тепло. – А если и возбуждается, не кончает?..
Кудри. Его кудри так близко, осознает Ирен, приходя в себя, и понимает, что стоит, опираясь Шерлоку на плечо связанными руками. Перед глазами плывут желтые и алые пятна. Сердце колотится, а между ног полыхает пожар.
– Шерлок, что... – с трудом повернув голову, пытается выговорить она. Но Шерлок не отвечает – перехватив ее руки и бедра, он поднимает ее и укладывает рядом с собой на кровать.
Когда он склоняется над ней, обнаженный, и Ирен обнаруживает, что куда-то исчезли ее рубашка и пеньюар, неожиданно дурман пропадает, и наступает полная ясность.
– Шерлок, я все равно не смогу, – произносит она отчетливо, глядя в его инопланетные глаза.
– Я не настаиваю, – улыбается Шерлок, снова касаясь ее пылающей плоти и накрывая ее рукой.
***
Дверь дома хлопнула, поддаваясь порыву ветра. Ирен поплотней запахнула пальто и двинулась вдоль песчаного берега, рассеянно глядя на волны, окатывающие носки ее туфель тающей пенной каймой.