Прежде царь праздновал стрижение вместе с сыновьями, теперь, однако ж, он от этого отступился — хоть и любил овец, но вина более переносить не мог.
Вирсавия часто упрашивала, чтобы он позволил ей ехать вместе с сыновьями, ведь она могла пособить им в счете и запомнить все числа и итоги, она могла взять верхового царского мула и быть им всем вместо матери, и в конце концов она чувствовала себя как бы царским сыном. Но Давид не соглашался, с той поры как она перестала рожать ему сыновей, он, казалось, все больше опасался за жизнь ее и здоровье. Вдобавок Нафан сказал ему, что бесплодность ее — знак Господень, Господь сохранил ее и избрал для некой цели, которая непременно откроется, а ясновидящему откроется уже очень скоро.
_
Писец, я хочу говорить об исполине Голиафе.
Я, царица Вирсавия, не знаю в точности, что думать о Голиафе.
Давид рассказал мне о нем вот что.
Он пас овец отца своего в Вифлееме, три старших его брата находились вместе с войском царя Саула в долине Теревинф, было это во время одной из войн против филистимлян. Отец его Иессей послал его с хлебами и сушеными зернами к братьям и с десятью сырами к тысяченачальнику.
Пока он был у братьев в войске, выступил из рядов филистимских Голиаф, филистимляне и израильтяне как раз стояли строй против строя, и Голиаф глумился и поносил народ Израиля и кричал: Вот я стою здесь один, найдется ли среди вас хоть единственный человек, который дерзнет сразиться со мною, неужели вы все перепуганные ослята и робкие овечки? Если кто-нибудь из вас способен сразиться со мною и убить меня, то мы все покоримся вам, не только я, уже убитый, но и все живые падут перед вами на землю, вы, младенцы, любимчики матерей, скопцы!
И народ израильский отшатнулся в испуге, видя его и слыша его громоподобный голос.
И сказали они Давиду:
Так выступает Голиаф каждый день!
Давид был тогда еще отроком, обыкновенно он говорит: я был как Шевания; и борода у него еще не отросла, и он еще не знал женщины.
Голиаф же поистине наводил страх видом своим.
Ростом он был семи локтей, медный шлем, что носил он на голове, был огромен, как котел, в нем вполне поместились бы два козленка, и броня его весила как две лошади, древко его копья было как столп в царском доме, и только трем воинам было под силу поднять его щит.
Но Давид, увидев, как все войско убегает от Голиафа, сказал:
Какова будет награда его победителю?
Царь выдаст за него дочь свою Мелхолу и сделает дом отца его свободным в Израиле.
Дочь Саула, Мелхола.
Однако же старший брат сказал ему:
Я знаю высокомерие твое, Давид, и дурное сердце твое; ты пришел посмотреть на сражение, посмотреть, как нас тут перебьют. Сей же час иди домой к твоим овечкам в пустыне.
Разгневался на это Давид и сказал:
Я сражусь с Голиафом и одержу над ним победу. Когда я пас овец и, бывало, приходил лев или медведь и уносил овцу из стада, то я умерщвлял его. Да-да, я брал льва за космы и поражал его. Мне ли бояться необрезанного филистимлянина?
И надели на Давида одежды и броню царя Саула, но были они слишком тяжелые и волоклись по земле, так что он лишь с трудом мог ходить.
Нет, сказал он, я пастух и как пастух встречу этого языческого барана!
И взял он свою пращу и посох, который тоже был пращою, и выступил против Голиафа.
А Голиаф закричал:
Что, ты идешь на меня с палкою? разве я собака?
И когда выкрикнул он эти слова, все войско израильское испугалось и отпрянуло на семь шагов.
Давид же взял из сумки своей камень и бросил из пращи, бросил за сорок шагов, и поразил исполина в лоб, так что камень вонзился в лоб его, и он замертво упал лицом на землю.
Тогда Давид подбежал, и убил его совсем, и схватил за бороду, и отсек ему голову, и филистимляне побежали.
И три брата Давидовы взяли голову Голиафа за волоса, и отнесли к царю Саулу, и положили у ног его.