Когда Шевания наконец успокоился, Давид сказал Вирсавии, говоря тихо, и медленно, и задумчиво:
Помнишь ли ты маленького Авессалома? Он всегда был один против братьев своих. Авессалом — и все остальные.
Да. Авессалом — и все остальные.
Когда они играли своими луками, он предпочитал меч. А когда они приносили мечи, он оставлял их и без помех предавался стрельбе из лука.
Как Вирсавия могла это помнить? Когда Авессалом был ребенком, она тоже была маленьким ребенком, очень маленькой девочкой в Гило!
Да, отвечала она, я на удивление отчетливо вижу его в моей памяти. Иногда он делал смотр войску братьев, он был их предводителем, брал воображаемые крепости и побеждал воображаемых врагов!
Да, это удивительно.
Да. Удивительно.
Но в тот же вечер, сразу после вечерней трапезы, когда Мемфивосфея отнесли в его покой и когда Вирсавия распорядилась изготовить для него носилки с ручками, носилки, где бы он мог есть и спать, жить и умереть, — в тот же вечер Шевания пошел к Ионадаву и рассказал все, что было сказано между ним и Вирсавией и царем; это Вирсавия в тревоге своей послала его к Ионадаву. Он единственный друг, нельзя оставить его в стороне, сказала она, будет только правильно и справедливо, если он узнает о нашем небольшом разговоре с царем.
А Ионадав тотчас пошел к Авессалому.
И Авессалом решил, что нельзя ему более ждать своего времени; из тех, кого он знал, Давид был не только самым милосердным, но и самым беспощадным человеком, пусть же теперь выяснится, готов ли Господь даровать ему, Авессалому, избрание, к которому он стремился, которого даже невольно жаждал.
Давид, однако, преисполнился великого покоя, этой ночью он уснул в объятиях Вирсавии с прядью ее волос в уголке рта, все так или иначе свершится, Господь приведет его жизнь к предусмотренному и непорочному концу. Он спал улыбаясь, и в душе его витал смутный призрак, туманный сон, будто почивает он в объятиях Господа.
_
В Хевроне, высоко в горах Иуды, создал праотец Авраам жертвенник Господу, быть может, жертвенник этот был вообще первым из увиденных Господом, а случилось это еще прежде, чем возникли города, и народы, и цари, сложен он был из живых камней, тех, что Сам Господь выломал и оставил на земле, по углам жертвенник был снабжен рогами из острых обломков. Находился он на окраине города, в роще дубов и теревинфов, называемой Мамре.
Там, в Хевроне, Авраам и погребен. И там жил Иисус Навин, пришелец. И семь лет Давид правил из Хеврона землями Иуды.
Рано утром разослал Авессалом весть всем своим людям: мы идем в Хеврон!
Затем он пошел к Давиду.
Я хочу принести Господу жертву в роще Мамре, хочу представить Ему жертву благодарности за то, что возвратил Он меня в Иерусалим и в дом отца моего.
И Давид отпустил его. Однако подумал: вправду ли то был Господь?
У гумна Орны, перед жертвенником, который воздвиг Давид, Авессалом остановился и сосчитал людей, которые последовали за ним: было их двести человек. Затем он указал, какими дорогами надлежит им направиться в Хеврон, назначил каждому собственную дорогу, и должны они были собирать всех, кого встретят по пути, и вести их за собою в Хеврон. Трудностей с этим не будет, в земле Иудейской все знали, что Господь живет в Хевроне.
Когда Авессалом немного удалился от Гило, он заметил, что обок него едет верхом очень старый человек с бородой, свитой в двойную петлю вокруг шеи.
Ахитофел! — воскликнул он. Отчего ты здесь?
Дочь сына моего Вирсавия послала меня, отвечал Ахитофел.
Ты старейший и самый верный советник царя после Хусия, сказал Авессалом. Ты вправду оставил его?
Вы оба — и ты, и царь — нуждаетесь в советниках, сказал Ахитофел. С Давидом остался Хусий. Ты же получил меня.
А если я отошлю тебя назад?
От тех советов, что я могу дать тебе, пользы больше, чем от тысячи воинов с мечами.
Все знают, что ты царский советник.
Все знают и другое — что я был другом Урии, хеттеянина Урии, которого убили по приказу Давида. И все знают, что я отец отца Вирсавии, той Вирсавии, которую он украл себе, как похититель скота крадет ягненка.
Как же я могу тогда положиться на тебя? Ведь на протяжении человеческого возраста ты руководил царя Давида?
Советы не таковы, как ты думаешь, сказал Ахитофел. Советы нельзя отнести к одному человеку. Советы есть советы. Они вольны и неоспоримы, а порою и беспощадны.
Надобны такие советники, чтобы можно было им верить и полагаться на них, упрямо сказал Авессалом.