Именно с частей медведя и начались первые попытки «крафта» после превращения в химеру. Дигамма решил создать магический артефакт и взялся за когти, которые все еще содержали энергию Разрушения Жизни даже спустя несколько декад после последнего сражения зверя. Но он пока не имел ни Способностей, заточенных под данный аспект своего дополнительного ядра, ни знаний о готовых печатях, поэтому начал экспериментировать. Ди взял за основу собственную картину течения энергии во время использования «Быстрого лечения» и стал переносить ее на коготь. Правда тело ящера оказалось не самым лучшим образцом для выбранной заготовки, из-за чего пришлось повозиться и даже испортить часть материалов. Однако упорство Дигаммы не знало границ, и ошибки в конце концов были исправлены. Добавив к итоговому артефакту решения, усвоенные во время бесчисленных попыток взлома печати каторжника, он получил магическую бомбу с подобием дистанционного взрывателя. Наконец-то мучения, перенесенные из-за Старкуезера, принесли свои плоды.
Для испытания Дигамма выбрал один из ближайших к башне кустов и заложил у его корня свое устройство. Когда ящер отошел примерно на двадцать метров, сработал активирующий контур магической печати и запустил ее целиком. Произошел мощный выброс энергии Разрушения Жизни, после которого кора несчастного растения потрескалась и начала отваливаться, а листья пожелтели. Правда и коготь полностью исчерпал запас магии и разрушился от перегрузки. Но испытание определенно можно было считать успешным. Кроме удовлетворения результатом своей работы, Дигамма также открыл Умение «Магические артефакты». Однако самое главное достижение пока ускользнуло от внимания химеры: созданное им оружие наносило прямой урон Способностью в обход расового ограничения.
Еще какое-то время понаблюдав с высоты и «подсмотрев» у жены Лерингена «Кулинарию», Ди стал в поисках новых открытий спускаться вниз, к поселению. Большинство людей его даже не замечало, а те несколько человек, кто мог ощущать чужое присутствие, быстро привыкли и перестали обращать внимание. Так он за пару декад изучил еще целую пачку разных малозначительных Способностей и Умений бытового назначения. Как оказалось, разумные Теваира повсеместно использовали в повседневной жизни хотя бы внутреннюю магию, просто многие — неосознанно. Иногда это приводило к появлению новых записей в Сводке, с которой сверялся тоже не каждый.
Имея возможность изучить что-то даром, Дигамма не мог ей не воспользоваться. Ведь знания не бывают лишними, не правда ли? Конечно, постоянно применять и тем более должным образом развивать он станет ограниченный набор системных Способностей. Только те, которые посчитает действительно полезными для себя, ведь заниматься всем и сразу попросту не хватит времени.
Когда Дигамма полностью освоился на новом месте, то стал совсем близко подходить к людям и слушать их разговоры. Какие-то житейские мелочи, истории охотников, детские сказки — все это радовало ящера даже больше, чем появление новых строчек в Сводке. Его интуитивно тянуло к подобным знаниям. Знаниям, бесполезным с точки зрения Системы, зато живым, несущим в себе глубинный смысл, ценность которого нельзя измерить сухими цифрами. А еще благодаря этим рассказам Ди окончательно освоил разговорный месхийский язык и начал изучать письменный.
Одним теплым вечером он торопливо спускался со своей башни с особым предвкушением. И немудрено, ведь при нем еще такого не было, чтобы Леринген, Адиссон и Линд собирались вместе, причем не для минутного разговора. Это стало понятно по тому, как они удобно расположились на заднем дворе у алхимика. Тот обустроил жилище на остатках магазина коллеги по цеху, поэтому имел за домом небольшой сад с целебными травами, а в подвале — подготовленное под лабораторию помещение. Дигамма даже смог пару раз туда пробраться, но из-за отсутствия рук и недостаточной грамотности мало что узнал. Зато было интересно взламывать охранные магические печати алхимика, оказавшиеся достаточно сложными. Тайник, например, и вовсе не удалось вскрыть. Сейчас же ящер притаился за пышными зарослями зверобоя и внимательно слушал мужчин, сидевших в плетеных креслах и распивающих бутылку чего-то горячительного.