А потом грустно: вспомнилась Майлина-Майя. Не чокаясь, выпили за упокой души. Помолчали. Каждый думал о своем. А я о невыполненном обещании, что жгло пуще каленого железа. Люди не должны умирать вот так по чужой прихоти, особенно красивые молодые девушки. Сколько таких еще будет на счету ублюдка, что походя ломает чужие судьбы в угоду низменным желаниям? Кулаки сами собой сжались в бессильной ярости. Долго, слишком долго все. А я еще даже на след не встал. Ни одной зацепки.
От игры перешли к зависаниям в виртуальности, которые, как оказалось, за последнее время только участились. Причем часть с летальным исходом. В «Сабмиссии» не было пока ни одного случая, а вот нескольким играм не повезло, родственники погибших подали иск из-за якобы недостаточного уровня безопасности. Но большинство людей пропадали прямо на улицах Virtual-lend’a. В основном молодые, симпатичные парни и девушки. Еще жить да жить, как говорится. А тут виртуальная кома и смерть от сердечного приступа, если не успевали откачать в течение ближайших минут. Но ведь рядом с зависшим нет возможности постоянно держать медиков.
Я посетовал, что у меня сейчас большая часть жизни проходит в виртуальности, вот зависну – никто и не узнает. Выпили за мое здравствование.
Рассказал, как продвигается операция под кодовым названием: «имел я всех в клубе». Воспоминание об обучении чуть было не вернуло к тяжелым размышлениям. Но парни уже расспрашивали о содержании стыренных на работе данных. Пришлось поведать свои выкладки, а также слить на портативные компы друзей досье на тех людей, кого неплохо было бы пошерстить по сети. Мне все некогда этим заняться, а они сами предложили.
Перешли на обсуждение создаваемой мной сейчас игры. Вместе поржали над случайно вышедшей Недотрахой. Да так громко, что андроид-охранник даже подошел и попросил включить звукоизоляцию беседки.
Потом Эдвард пытался вызнать номер Эль, чем меня немало удивил. А еще больше поразила собственная реакция, когда мужской интерес друга вызвал яростный протест в душе. Его то я хоть понимал, девочка – тот еще экземплярчик, с такой не соскучишься. А прожженный ловелас любил экзотику. Но какое мне в принципе должно быть дело до личной жизни напарницы? Совершеннолетняя деваха сама в состоянии разобраться с кем общаться. В итоге напоролся на подколки, что типа девочку для себя приберег. Да ну, бред! Никого я не берегу, и вообще от баб одни проблемы!
Закончились посиделки купанием в пруду на спор. Конец весны, вода еще не прогрелась толком, но пьяным ведь пофиг. Мы брызгались, пытались друг друга притопить, кидались водорослями. В итоге утихомирились уже ближе к полуночи. Мокрые и замерзшие, приняли еще по пятьдесят для сугрева и разошлись по домам. Причем я оказался круче всех, поскольку мог добраться до квартиры на своих двоих, а оставшимся индивидам пришлось вызывать такси-мобиль.
***
Не успел утром дойти до рабочего кабинета, как вызвали в службу безопасности. Что за хрень? Неужто вызнали чего? Стало как-то неуютно.
Угрюмый мужик развалился в кресле, глядя как на преступника. В маленьком кабинете даже сесть негде. Посетители вынуждены стоять, как провинившаяся школота в кабинете директора. Еще один метод психологического давления. Наряду с бьющим в глаза светом от люстры. Так что ты оказываешься как бы в освещенном кругу, а остальная часть помещения, включая хозяина, затемнена.
Так еще и перед кабинетом мурыжили минут пятнадцать, изверги. Опять же стоя. Чтобы извелся, дошел до кондиции, все грехи вспомнил.
Инвар Михайныч Ненашев, как гласила табличка на двери, не спешил начинать разговор. Сначала глубокомысленно перебирал бумажки на столе. Потом сверлил тяжелым взглядом, хмурился. Чтобы я занервничал, сорвался. Начал спрашивать, зачем вызвали.
Плавали, знаем. Роберт Алексович когда злился тоже пытался азы психологии применять. Не прокатило ни разу.
Видя демонстративное пренебрежение, я подошел к окну. Вид – зашибись. На бетонную стену соседнего здания. Полагаю, чтобы как раз не за что взглядом зацепиться. Зато подоконник широкий. Не раздумывая, уселся на него и включил мини-комп.
- Что вы себе позволяете? – тут же последовал возмущенный возглас, больше похожий на рык.
Ух ты, сколько мощи психопрессинга в голос вложил.