Рема забавляло его раздражение. Забавляло, что Ромул употребил слово «террариум», косвенно отождествив его с ящерицами и змеями.
— Если прав тот, кто распространяет слухи о моих еврейских корнях, то Невзлин и Ходорковский не станут обращаться с единоверцем, как с Эйхманом. Не посадят меня в террариум. — Он манипулировал песьей головкой, бактрийской монетой и лучистым изумрудом, видя, как раздражается Ромул. — Но я хорошо тебя понимаю, хоть и не столь опытен, как ты. Любые серьезные решения впредь стану согласовывать с тобой, как мы договорились. Я твой друг, твой ученик, всем тебе обязан. Помню условия нашего священного договора.
— Прошу, убери эти дурацкие погремушки! — Ромул кивнул на брелоки. — Я хочу, чтобы ты понял главный принцип управление такой страной, как Россия. Равновесие внутри элитных кланов. Стравливай, вгоняй клин, и пусть они приходят к тебе, чтобы ты их мирил. Не дай им объединиться. Олигархам и «силовикам». «Левым и «правым». Славянам и тюркам. Мусульманам и православным. Если они объединятся, то против тебя. Так они объединились против царя, и не стало Российской империи. Так они объединились против КПСС, и не стало Советского Союза. Поддерживай уровень конфликта, который ты сможешь погасить своей волей. Но если конфликт превысит твои возможности, то элиты разорвут на части страну, как это было в Киевско-Новгородской Руси и в Московском царстве. Власть в России — это управление Чернобыльским реактором, который при неточных действиях взорвется… Да убери ты эту хрень к чертовой матери! — воскликнул Ромул, и Рем послушно спрятал брелоки.
— Прости, что я это тебе говорю, но мне кажется, что ты мне не доверяешь, — произнес Рем с легким причмокиванием, как если бы у него болел зуб. Видел, что этот «цыкающий» звук неприятен Ромулу. — Скажи мне начистоту, как брату, в чем мои огрехи? Что тебя во мне раздражает? — Он чмокнул языком, видя, как поморщился Ромул.
— Ну что ж, начистоту так начистоту, — Ромул побледнел и внезапно осунулся, как это случалось с ним в минуты неодолимого раздражения. Его лицо заострилось. Нос приблизился к губам, сложенным в трубочку. Он стал похож на обозленного лисенка.
— Мои референты провели хронометраж телевизионного времени, которое предоставляется мне и тебе. Ты постепенно увеличиваешь свое пребывание в эфире за мой счет. Но это не самое главное.
Рем цокнул языком, издав щебечущий звук. Ромул раздраженно дернулся:
— Когда в Москву на форум прилетал мой друг, итальянский премьер, ты сделал все, чтобы мы не повидались. Но и это, в конце концов, не страшно.
Рем снова цокнул, и звук получился птичий, как у щегла. Ромула перекосило:
— Но вот почему ты перетасовываешь советы директоров банков, которые оперируют твоими и моими деньгами? Хочешь разделить потоки? Хочешь перехватить доходы от нефти и торговли оружием?
Рем чмокнул, словно во рту у него был леденец.
— Какого черта ты щелкаешь? — воскликнул Ромул. — Ты клест или человек?
— Прости, — смущенно ответил Рем, прикрывая ладонью рот.
— Но есть и более серьезные свидетельства твоего вероломства. Правда ли, что в партии сложилась группа депутатов, которые хотят во всеуслышанье упрашивать тебя остаться на второй срок? Правда ли, что ты ведешь тайные переговоры с этим олухом царя небесного Сабрыкиным? Ведь это уже попахивает заговором.
Рем чмокнул:
— Прости ради бога… — Он прижал ладонь к губам.
— Но и не это самое скверное. Мне доложили, ты отдал распоряжение министру финансов, этому скопцу, стерилизованному еще в детстве, чтобы он перевел деньги из нашего «Национальною фонда Развития» в американские ипотечные фирмы, заведомые банкроты, за которые не ответственно даже правительство США. Это значит, деньги, которые я копил на Развитие, тобою уничтожаются. Ты совершаешь диверсию государственного масштаба. Ты гробишь саму идею Развития. Какой откат ты получаешь от этих американских банкротов? Три? Пять миллиардов?