Сидевшая за конторкой служащая оставалась неумолима. Определенно ей уже не в первый раз приходилось выслушивать подобные просьбы, и она к этому привыкла. Кроме того, она обладала значительным преимуществом перед своей собеседницей — преимуществом молодости. Она была молода, красива и носила нормальную городскую одежду. Одарив пожилую даму суровым непреклонным взглядом, который, казалось, был способен остановить и бульдозер, она строгим голосом сказала:
— Доктор Бимиш-Невилл никогда не даст на это разрешения, миссис Кокрейн.
Пока продолжался этот обмен мнениями, Кэти, призвав себя к терпению, сосредоточила внимание на заголовках книг и брошюр, выставленных на книжном прилавке, находившемся рядом с конторкой, — «Учитесь понимать свой организм», «Основы гомеопатии», «Злаки и бобовые растения»…
«Наконец-то!» — Она глубоко вздохнула, когда пожилая леди прекратила на время свои излияния и замолчала. Служащая подняла глаза и поверх склоненной седой головы пациентки посмотрела на Кэти:
— Чем могу быть полезна?
— Мне нужно к доктору Бимиш-Невиллу. Он меня ждет. Я — Кэти Колла.
Служащая навела соответствующие справки по телефону, потом согласно кивнула:
— Пойдемте, я провожу вас.
Кэти последовала за сотрудницей клиники, оставив миссис Кокрейн сокрушенно вздыхать у конторки.
В дальнем конце холла открывался проход в темный, застланный коврами коридор, где кислый запах вчерашней стряпни чувствовался особенно сильно и куда доносились звяканье металлической кухонной утвари из полуподвала и чей-то свист. Некоторое время они шли по коридору, миновав на своем пути несколько лестниц, потом сотрудница клиники остановилась у неприметной двери, на которой не было ни номера, ни таблички, постучала, после чего, открыв дверь, впустила Кэти в помещение, оказавшееся личным офисом директора.
Кэти поежилась от холода. Бимиш-Невилл сидел за столом перед открытым окном. Он медленно поднял голову и посмотрел на Кэти своими немигающими глазами.
— Садитесь, сержант, прошу вас, — пригласил он тихо.
Комната вызывала чувство клаустрофобии. Она была настолько мала, что в ней хватало места только для большого директорского стола и двух стульев. На одном сидел директор, а другой предназначался для посетителей. На него Кэти и опустилась. На оклеенных зелеными обоями стенах размещались несколько полок красного дерева, заставленных толстыми, похожими на вузовские учебники книгами. Справа от окна висел длинный плакат с обнаженной мужской фигурой на переднем плане и увеличенными изображениями человеческой головы, рук и ног — на заднем. Голова и конечности на постере были расчерчены сеткой тонких красных линий, которые в совокупности напоминали монтажную радиосхему и сопровождались надписями в виде китайских иероглифов.
— Полагаю, вы закончили свое расследование… — Это был не вопрос, а констатация факта.
— Нет еще, сэр. Тело отправлено в окружной морг. Ближе к полудню будет проводиться вскрытие.
— Так быстро? — пробормотал директор. — Ну и кто его будет проводить?
— Профессор… — начала было Кэти, но директор, перебив ее, сам закончил фразу: — Гаррет Пью.
— Откуда вы зна…
Вновь прервав ее, он спросил:
— И что же вы надеетесь установить с помощью вскрытия?
Кэти моргнула, а ее руки, лежавшие на коленях, сами собой сжались в кулаки.
— Как что? Время смерти, причину.
— Причину? Но разве она не очевидна?
— Необходимо подтверждение судмедэксперта. У вас есть какая-нибудь информация о мистере Петроу, сэр?
Приподняв левую бровь, он некоторое время на нее смотрел, затем, не спуская с нее глаз, протянул руку и коснулся лежавшей на столе папки из коричневого картона:
— Вот его файл. Боюсь, однако, что ничего особенно интересного вы из него не почерпнете.
Кэти взяла файл и открыла его. Внутри находились только два листка бумаги. Один представлял копию стандартной формы трудового соглашения между клиникой и сотрудником из числа обслуживающего персонала, содержавшей имя, дату рождения и некоторые основные данные. Так, в качестве ближайшей родственницы указывалась мать, Урания Петроу, проживавшая по адресу: Афины, Соуда-авеню, 86, квартира 114. Подпись внизу датировалась 4 апреля 1991 года. Маленькая фотография была прикреплена к бумаге скрепкой в верхнем углу листа. Запечатленный на снимке образ темноглазого, удивительно привлекательного молодого человека с черными волнистыми волосами, который улыбался в объектив, вызывал лишь весьма отдаленные ассоциации с внешностью покрытого трупными пятнами повешенного, обнаруженного под полом храма.