Ее отпустили. А потом Талия растаяла.
— Стой…
Саша потянулась к ней, но вокруг осталась только темнота. А скоро и она начала светлеть.
Она пришла в себя, лежа на полу. Совершенно не понимая, сколько прошло времени. Мышцы затекли. Гудела голова. Кожу на лице стянуло. Глаза горели.
Александра медленно встала и огляделась. Каюта была небольшой. Койка. Стол. Стул. Сбоку вход в очистительный блок. Крохотный, но со всеми необходимыми удобствами. Она умылась ледяной водой, и подняла взгляд, рассматривая свое отражение в зеркале.
Бледная. Растрепанная. С красными, опухшими глазами, в которых застыло выражение вины и ужаса. Никто в здравом уме не подумает, что она может представлять угрозу. Или вообще способна на что-то, кроме как дрожать и просить. Влад ведь тоже не думал, что она подаст на развод. И что из дома уйдет. Здесь будет сложнее. С корабля не сбежишь. И Ольга не ждет со сковородкой в руках, чтобы понять, поддержать и помочь. Помощь вообще ждать неоткуда, если подумать. Когда еще Киорис рискнет отправить войска… Если вообще рискнет. Значит, выбора в общем-то и нет…
Нужно вспомнить. Она смогла же убедить мужа, что перестала сопротивляться. Что всем довольна. Нужно быть покорной. Бояться. Дрожать. Не смотреть в глаза. Оставаться слабой. Побольше плакать. И не спорить больше… Показать, что она все поняла с первого раза и больше не хочет таких жутких последствий. По телу прошла неконтролируемая дрожь. На самом деле не хочет. Нужно будет идти навстречу. В разумных пределах. Ведь то, что мужчина пробужден, вовсе не обязывает женщину испытывать ответные чувства. Да, не обязывает.
Стало противно. В голове зашумело. Замутило. Желудок скрутило болезненным спазмом. Саша едва успела обернуться к унитазу, как ее мучительно вывернуло желчью. Она упала на колени, упираясь руками в обод. Организм пытался избавиться от всего съеденного. Хорошо, что сегодня она почти не ела.
Когда приступ прошел, девушка прислонилась к стене. Ее бросило в холодный пот от мелькнувшего предположения о беременности. Пальцы рефлекторно нащупали пластырь на плече. Стало чуть спокойнее. Да и месячные прошли совсем недавно. Нет. Она не может быть беременна. И хорошо. Еще не хватало сделать Этре такой подарок. Скорее всего, просто реакция на стресс. Слишком много всего случилось. А что еще предстоит…
Глава 22
…Место, в котором она оказалась, выглядело непривычно. Вычурная круглая кровать с тонким балдахином. Зеркало и столик в углу, уставленный баночками и склянками. Изящное кресло перед ним с мягкой обивкой. Стол для еды с двумя стульями. Пушистый ковер на полу, усыпанный подушками. Кальян в стороне.
Просторная уборная с утопленной в полу ванной перед широким иллюминатором. Можно плавать и наблюдать за звездами. В специальном шкафу располагались шелковые халаты. А в гардеробной, двери которой гостеприимно распахнули, ее ждали наряды. Из тончайшей газовой вуали. Или нежного шелка цвета крови. Вовсе не того оттенка, что носили жрицы, но кто-то старался подобрать его, чтобы угодить…
Филис провела рукой по ткани, мимолетно отмечая качество и возможную стоимость. На отдельной тумбе расположились распахнутые шкатулки с драгоценностями. Золото. Платина. Рубины. Сапфиры. Алмазы. Она лишь скользнула по ним взглядом и вернулась в каюту.
Ее снова пытались купить. Теперь уже не так явно, но чересчур грубо. Даже примитивно. Неужели рассчитывали, что бывшая жрица продастся так легко? Или проверяли? И кто? Вряд ли каждый этросс поспешил бы так стараться, значит…
Когда дверь каюты открылась, и порог переступил мужчина в темных с золотой отделкой одеждах и длинной черной косой, она не удивилась. Запомнила лицо еще там, на К’Шиитре. И он ее тоже. Улыбнулся, стараясь скрыть вспыхнувший в глазах огонь.
— Да не угаснет Солнце над твоей головой, о великий шейх, — холодно поприветствовала Филис на этросском, не опуская глаз и не спеша кланяться.
— Пусть ручьи растекаются у твоих ног, госпожа, — улыбка не дрогнула, а огонь вспыхнул лишь ярче. — Позволь мне представиться: Данияр-Захид-Икрам аль Нахла. Как ты и сказала, один из семи великих шейхов Этры.
— А принадлежность к роду аль Нахла говорит о том, что ты — родич эмира.
И скорее всего, руководитель всего происходящего на Земле. В том числе тот, кто отдал приказ об уничтожении экспедиции.
— Приятно знать, что на Киорисе известны некоторые тонкости нашего родства.