«Плачущий ребенок, кричащая от горя мать и жена, отданная на поругание всем мужчинам».
— А еще я — твоя желчь, твои желудочные соки, твоя моча и кал. Вот что ты из меня сделал, папа!
В эти два слога она вложила всю свою ненависть.
— А теперь я вернусь туда, откуда пришла. То есть в никуда. Но и тебя заберу с собой. Точнее, ты отправишься первым. И я в последний раз вдохну твое зловонье, чтобы познать то, до чего никто никогда не должен дойти. Чтобы разжечь свой гнев.
— Так значит, ты никогда не сдашься… ты не видишь, что мне конец… всему конец без тебя. Эти идиоты еще не поняли, но ты — ключ ко всей той махине, которую я возводил, день за днем, столько лет.
— Я бабочка.
— О чем ты?
— Я бабочка.
— Не понимаю.
Иезавель поворачивает голову и усмехается.
— Мне от души тебя жаль.
Пауза.
— Ты не понимаешь созданную тобой военную машину.
— Ты с ума сошла.
— Я не сошла с ума, чертов псих! Я бабочка, которая улетает к Астарте и никогда не вернется, а ты подлый безбожник, потерявший веру.
Сахар выпрямляется во весь рост, сжав кулаки, с побагровевшим лицом.
— Никогда не говори так! Никто не смеет сомневаться в моей вере! Даже ты.
Он пытается ударить ее в висок, но она уворачивается так легко, словно он — ребенок, сердито взмахнувший рукой. Это утраивает ярость Сахара. Иезавель вынуждает его отступить на несколько метров.
— Где мои дочери?
К Сахару возвращается улыбка.
— Так вот ради чего ты вернулась и лезешь к зверю в пасть.
Натан и Камилла переглядываются.
«Этого в плане не было».
Бросив быстрый взгляд вправо, Сахар начинает хохотать.
Боясь, что прибыло подкрепление, Натан смотрит в ту же сторону, но там ничего нет. Только церковные хоры.
«Почему он посмотрел туда, когда она заговорила о дочерях?»
Хохот Сахара эхом отдается в сводах апсиды.
«Пытается отвлечь ее внимание».
Ее дочери.
«Их здесь нет, но он ведь не просто так посмотрел в сторону клироса».
Взгляд Натана падает на алтарь.
«Сейф Сахара».
Иезавель поняла. Ее губы расплываются в улыбке. Это не остается не замеченным для Сахара, который внезапно прекращает смеяться. Она делает несколько шагов к алтарю.
— Сейф, адреса и контакты СЕРИМЕКСа по всему миру.
— Нет!
Сахар бросается к ней.
— Натан, Камилла, придержите его, пока я занимаюсь сейфом!
Он вопит как сумасшедший.
— Пусть орет, его все равно не слышно из-за воя сирены.
Иезавель приподнимает полотно, покрывающее алтарь, и обнаруживает огромный чугунный сейф, он не заперт.
— Ты приводил в порядок документы, когда мы пришли… Хотел удрать потихоньку.
Она открывает тяжелую дверцу и начинает доставать бумаги, одну за другой. Письма, приказы, отрывки из рапортов, пачки банкнот, чековые книжки на предъявителя.
«Разбирать некогда!»
Дискеты, CD-ROM, карты памяти, USB-накопители, жесткие диски. Просмотреть все это сейчас просто невозможно.
— Ты ничего не найдешь, Иезавель.
— Мне ничего и не нужно, кроме адреса.
— Ты не знаешь, где искать.
Она оборачивается и кричит:
— Заткните его, чтобы я могла сосредоточиться!
Натан волнуется.
«Тексье и его люди».
Один только адрес, чтобы начать поиски.
«Если мы выйдем отсюда живыми».
Она перерывает стопки бумаг, которыми завалены три полки, каждая длиннее метра.
Времени нет, снаружи Тексье, готовый подорвать крипту, чтобы остановить их.
— Где мои дочери?
Вдруг она замечает слева, на одной из стопок, фирменный бланк. Она берет его и протягивает Натану.
Берлин, Потсдамер Платц, 7.
— Это название мне что-то напоминает.
«Деловой центр».
— Я уже слышала его от Сахара.
Камилла глаз не сводит с Иезавели. Вся эта сцена — крипта и старик, возомнивший, что в его покрытых пятнами руках судьба мира, — оставляет ее совершенно равнодушной. Она не обращает внимания на слова Сахара. Точнее, она их отторгает.
«Плевать на него».
На что направлены исследования СЕРИМЕКСа? Что за люди участвуют в проектах этого безумца?
Плевать на них.
Что за государства, правительства, националистические или ультранационалистические движения?