Вода тиха, но помни наперед,
Что гибелью грозит водоворот.
Не издевайся, не терзай мне душу,
Не то свой гнев я на тебя обрушу.
Кто стену шаткую возьмет в опору?
Под ней погибнешь ты в лихую пору!
С тобою рядом испытал я муку,
Измучился, познав с тобой разлуку,
В твоих тенетах буду я доколе,
Доколе буду я страдать от боли?
Мне хоть немного ласки подари,
Не то — запомни! — мстительны цари.
Мои оковы хоть на миг разбей,
Яви мне страсть с покорностью своей.
В твоих лобзаньях душу обрету,
Вознагражу тебя за доброту.
Получишь Кухистан и Хорасан,
Тобой, как солнцем, буду осиян!
Весь мир я вижу лишь в твоих очах,
Ты — суть венца, который носит шах.
Владей моей страной по воле неба,
А мне оставь халат и корку хлеба!»
Красавица пылала и смущалась,
И вспыхнула в упрямом сердце жалость.
Ее растрогал старец сумасшедший,
Она сказала сладостные речи:
«О самодержец, правящий страной,
Ни дня разлуки ты не знай со мной.
Соитие с тобой мне так приятно,
А всякая другая связь — отвратна.
Я жизнь к ногам повергну господина:
Мне прах у ног твоих милей Рамина!
Мне опостылел этот ловкий плут,
Чья радость — в пьянстве, чье занятье — блуд!
В тебе я вижу солнца свет победный,
Так для чего луны мне отблеск бледный?
Ты — океан в сиянии зари,
Как ручейки — все прочие цари.
И если я тебе еще по нраву,
То будь моим, а я — твоя по праву!
Смотри же, не считай меня дурной,
Неверной и развратною женой.
Моя душа — в твоей любви всецело,
А если нет души, то гибнет тело.
Очей Рамина кажется милей
Мне волосок на голове твоей!
Что было — было, не вернется снова,
Тебя любить отныне я готова!»
Красавица Мубада потрясла,
Когда такую речь произнесла.
В его душе от этих уверений
Расцвел душистый сад, цветник весенний.
Он был надеждой свежей опьянен,
Он погрузился в дивный, сладкий сон...
Он спит, а Вис не спит, в глазах — досада.
Ну, как равнять Рамина и Мубада!
Один хорош одним, другой — другим, —
Рамин ни с кем на свете не сравним!
Вдруг слышит шум: то громче он, то тише...
Рамин, как видно, двигался по крыше!
Страсть подняла влюбленного с постели,
Сон и терпенье разом улетели.
Как мысль безумца, ночь была темна,
И лился дождь, и спряталась луна,
Да, скрылась, как лицо прекрасной Вис, —
Шатер из черных туч над ней навис.
Увидел небосвод: луна — в плену, —
И, как Рамин, оплакал он луну.
Луна за тучей — все бледней, печальней:
Так Вис грустит в своей опочивальне.
Рамин сидит на крыше, на краю,
А в сердце страсть подобна острию.
Влюбленному и ночь сияет светом,
А снег на крыше — белым, вешним цветом.
На крыше для него — дворец прекрасный,
Прах для него цветист, как шелк атласный.
Не видит он любимой, но душа
Живет, ее дыханием дыша.
Что радостней такой высокой страсти,
Когда ему и ей грозят напасти,
Когда им страшно: день придет однажды, —
О тайной их любви узнает каждый.
Беда любимой — для него беда,
День для него — день Страшного суда!
Рамин сидел на крыше. Было поздно,
А ночь текла — дождлива и беззвездна.
Но что ему и дождь, и снег, и холод,
Когда в душе огонь, который молод!
Будь в каждой капле — ста потоков сила,
Она б ни искорки не погасила!
С дождем, шумевшим в мире, как стремнина,
Смешались слезы горькие Рамина.
Попало сердце бедное в тиски.
Он говорил, исполненный тоски:
«Любимая, взгляни же со стыдом:
Ты — дома, я — под снегом и дождем.
Ты возлежишь, другого обнимая,
На мягких, белых шкурках горностая,
А я в снегу, я мерзну без подруги,
Как в глине, я увяз в своем недуге.
Ты спишь, не зная — болен ли, здоров ли
Любимый твой, рыдающий на кровле.
О снег, на сердце огненное падай!
Тоска любви, безумного обрадуй!
Вздохну — и снегу боль я причиню,
Весь мир предам я своему огню!
Подуй, холодный ветер, в эти дни,
Своим дыханьем мир оледени!
Заставь ее на миг проснуться краткий,
А косы — разметаться в беспорядке!