Всю ночь я с ним в постели провела, —
И что ж? Меня поносит он со зла!»
Ответил шах Мубад своей жене:
«Не надо плохо думать обо мне.
Душа моя, ты мне души милее,
С тобою день мне кажется светлее.
То, что я сделал, — спьяну сделал, право.
Мне жаль, что в кубке не была отрава!
Но в той беде есть и твоя вина:
Ты слишком много мне дала вина.
Тебя не буду ревновать, — иначе
Да никогда не видеть мне удачи!
Прости меня, коль пред тобою грешен,
Прости, не то я буду безутешен.
Поверь, свершил я спьяну прегрешенье,
А тем, кто пьян, даруется прощенье.
Кто спит, во сне становится безглазым,
А тот, кто пьян, утрачивает разум.
Знай: как водой — одежда, что грязна,
Раскаяньем смывается вина!»
Мубад просил прощенья многословно, —
Простила Вис, хотя была виновна!..
С тем, кто влюблен, всегда бывает так:
Обманут, попадает он впросак,
Раздавленный своей виною мнимой,
Прощенья, жалкий, просит у любимой.
Я видел, как, предавшийся пыланью,
Трепещет ловчий лев пред робкой ланью.
Я видел, как ярмо любви гнетет
Могучих, независимых господ.
Я видел: лисью обретал природу
Влюбленный лев, возлюбленной в угоду.
От страсти острие любви тупеет.
Кто с милой остро говорить посмеет?
Лишь тот, кто страсти не знавал тенет,
Влюбленного безумцем назовет.
В своей душе не сей любви семян:
Плоды любви — отрава и обман!
МУБАД ЗАКЛЮЧАЕТ ВИС И КОРМИЛИЦУ В КРЕПОСТЬ ИШКАФТИ ДИВАН
В это время кайсар — властитель Рума — идет войной на Мубада. Старый шах вынужден отправиться в поход. По совету своего брата Зарда, он заключает Вис и кормилицу в крепость Ишкафти Диван, находящуюся высоко в горах. Мубад запирает красавицу за пятью воротами, на воротах — печати, а ключ и печатку уносит с собой. В крепость доставляются обильные припасы.
Рамин в отчаянии. Он заболевает, — по-видимому, притворно. С разрешения шаха, его уносят на носилках из Мерва в Гурган. Как только шах уходит с войском, Рамин быстро выздоравливает и отправляется в Мерв на поиски Вис.
Между тем Вис, полагая, что Рамин уехал на поле брани, горько оплакивает разлуку с возлюбленным, не слушая утешений кормилицы.
РАМИН ПРОНИКАЕТ В КРЕПОСТЬ ИШКАФТИ ДИВАН
Вернувшись из Гургана в Мерв назад,
Узрел Рамин опустошенный сад.
Исчезла Вис — и сразу понял всадник,
Что разорен желанный виноградник.
Не украшал чертоги дивный лик,
Ее дыханьем не дышал цветник,
Дворец, блиставший роскошью, весельем,
Казался без любимой подземельем.
Цветы как бы вздыхали о потере
И, как Рамин, оплакивали пери.
Рамин — в крови, как лопнувший гранат,
Который косточками слез богат.
Нет, как вино из горлышка кувшина,
Струились слезы из очей Рамина!
Он плакал на айване, в цветнике,
Внимала вся земля его тоске:
«Увы, дворец, все так же ты роскошен,
Но только горлинкой певучей брошен.
Для нас блистал красавиц звездный круг,
А Вис — как солнце среди звезд-подруг.
Река журчала, восхищая сад,
И девушки ей подпевали в лад.
Львы — юноши — сидели на айване,
Красавицы резвились, точно лани.
Теперь ни звезд не вижу, ни луны,
Теперь не светит солнце с вышины.
Где львы твои, где радостные лани,
Где кони, сотворенные для брани?
Где трепет листьев, лепет родников?
Ты не таков, как прежде, не таков!
Дворец, и ты, как я, познал несчастье,
И ты увидел мира самовластье!
Лукав, тебя расцвета он лишил,
Меня — любви и света он лишил!
Что радость прежняя твоя? Тщета!
Да и моя отрада отнята.
Вернутся ль дни, когда сюда приду,
Чтоб наслаждаться у тебя в саду?»
Так плакал он, утратив солнце мира,
Так причитал, не находя кумира.
Изнемогая от сердечных ран,
Пошел он в крепость Ишкафти Диван.
Он шел путем нагорным и пустынным,
Но для него тот путь дышал жасмином.
К той крепости, что увенчала гору,
Он прибыл в темную, ночную пору.
Он был хитер — и понял: чаровница,
Бесспорно, в этой крепости томится.