И захлебнулась она рыданием, и затихла, ибо душа ее была сожжена.
18. И нашел ее на берегу Энлиль. И звал ее, но она молчала, ибо душа ее была сожжена. И омыл он слезами раны ее, и прикрыл плащом тело ее. И глаза его были страшны. И снял Энлиль с руки серебряное кольцо свое и надел на руку возлюбленной своей. И открылись глаза ее, и было в них — страдание?
И ни о чем не спросил у нее Райнар, лишь целовал глаза ее, и почерневшие губы ее и плакал. И заслонилась от него Герти и закричала в тоске:
— Я грязная!
И отвечал ей Энлиль:
— Тело твое истерзано, но душа не запятнана; а каким судом судить мне душу мою?!
— Я грязная. Ты меня не захочешь.
И сказал он, что это не так.
И целовал он руки ее, и лоно ее, и врачевал раны ее.
И под звездами жемчужными он взял ее, как берут солнце. И баюкал ее на груди своей.
И в ту ночь Герти зачала от него (вентул до лам).
19. И поняла Сунниве, что Райнар отрекся от нее, и сердце ее болело. И именем ведомым и кольцом золотым своим закляла Идущих. И обратились они к граду тому, и была битва. И вывел Райнар воинов своих, и схлестнулись они в степи, как две волны сшибаются, конные. И бились, пока солнце светило им, и одолеть друг друга не сумели.
И выехала к полкам своим владычица на коне белом и поскакала впереди знамени своего. И смели они войско Райнара и к городу погнали его. И войска Сунниве были уже у стен его, и не мог Райнар повернуть бегущих.
И тогда метнул он нож свой, и нож ударил Суннивэ в плечо. И увидала она, как небо запрокидывается над ней и становится багровым и метелки травы хлестнули по глазам. И понес конь ее, и тело ее волочилось за ним по земле.
20. И остановили коня воины, и затянули рану ее полотном поверх доспехов, и отнесли владычицу в шатер.
И лежала Сунниве в шатре своем, и рана ее болела, но ни капли крови не выступило из нее. И суетились служанки вокруг ее с плачем, но она велела прогнать их.
И лежала Сунниве в шатре своем, и вожди стояли над ней. И хотели снять доспехи с нее, но она запретила.
И тошнило, и свет мутился в глазах ее, и сказала владычица:
— Худо мне.
И мокрое полотно положили на грудь ее, раздвинув доспехи, и ей стало легче.
И тогда спросила она:
— Что, Локнар?
И вождь, склонившись, ответил ей:
— Худо. Почти разбиты войска твои и отступают.
Он не хотел лгать ей, да и не мог — шум битвы слышен был уже у шатров. И тогда встала Сунниве и багряным плащом скрыла рану свою. И возгласила гневно:
— Отчего мы здесь, когда в поле сейчас быть должно?
И подвели ей коня к шатру ее. И понеслась она конная среди вои свои, и одушевились они, видя багряницу ее, и погнали врага. И хотел Райнар остановить бегущих, но уже затянулся аркан на шее его. И судьба его и града была решена.
21. И пепелище было вокруг нее, и трава обратилась в пепел. И нечего было делать победителям в граде сем, и ушли они из развалин, и стояли станом в степи у берега моря, но горький запах пепла настигал их и там.
И лежала Сунниве на плащах у шатра своего, и потомки лунных волков, пятнистые псы, лежали у ног ее, и болела рана ее, не давая шевельнуться. И сняла Сунниве золотое кольцо свое и швырнула в травы, но легче ей не стало.
Копья остриями вонзались в небо, и солнце висело на остриях.
22. И сказала Сунниве:
— Приведите его!
И привели Энлиля, и он стоял перед ней, и кровь запеклась в его дымных волосах. И лязгнули цепи на руках его, когда он стоял перед ней.
И застонала Сунниве, и приподнявшись, пала к его ногам, и целовала цепи на руках его, а он молчал. Лишь отстранился, когда она коснулась губами руки его. И сказал:
— Не надо.
Кровавыми слезами зарыдала Сунниве, стоя на коленях у ног его. И смела золотой доспех с плеча своего, так, что разорвались проволоки золотые и кольца золотые посыпались в траву. И сорвала повязку с плеча своего, и сине-багровую рану на плече лебедином увидел Энлиль. И сказала Сунниве:
— Вот рана, твоей рукой нанесенная, на плече моем, но я благословляю ее, ибо она от тебя.
И была она полунагая перед ним, и грудь открыта. И Энлиль отвел глаза.
— Душу свою я на цепь взяла по воле твоей. Вот я, как рабыня низкая (све-рота оли), у ног твоих. Кто может сделать больше?!
И поднял глаза Энлиль, и увидел небо над шатрами, и в небе солнце. Копья остриями вонзались в небо, и солнце висело на остриях.
И прошептал как в беспамятстве Энлиль:
— А гэлианна! (О возлюбленная моя!) Сына ты носишь в лоне своем под грудью своей, сына голубишь ты моего, и будет он мне прощением. Кто может сделать больше…