Стоя над их могилами, глядя на лежащих в гробах Ксюшиных родителей, не смотря на все старания патологоанатома хоть как-то загримировать смерть, обезобразившую их лица своей ужасной маской, поддерживая чуть живую от горя, еле стоявшую на ногах девочку, он поклялся, что позаботиться о ней, чего бы ему это не стоило.
Когда ржавая глинистая земля с гулким эхом начала падать на крышки гробов, опущенных в могилы, Ксюша потеряла сознание и Кирилл, подхватив ее на руки, понес к машине.
Этот день был ужасен своим трагизмом, но трезвый рассудок Кирилла услужливо подстилал под ноющую от боли душу соломонову мудрость: «Все проходить и это тоже пройдет». Жизнь, споткнувшись и пребольно ударившись, поднимется, расправит сгорбленные бедой плечи и покатится дальше своим чередом. Уж он-то это знал наверняка.
Глава 24
"Ну вот, Кирилл, тебе и досталась эта девочка. Теперь она твоя, как ты и хотел. Сбылась мечта идиота. Спит в двух метрах от тебя, на твоем диване, в твоей комнате. Теперь тебе ее ни с кем не нужно делить. Мать сама передала свое дитя из рук в руки. Распишись в получении. Что ты теперь будешь делать? Воспитывать? Лепить из нее то, что пожелаешь? А у тебя получится? Ты хороший скульптор? Ты уверен, что твой резец высечет Венеру Милосскую, а не надгробный памятник для твоей мечты?"
Кирилл наклонился над сонной девочкой, поправил одеяло, поцеловал в висок, вдохнув запах русых волос, густо перемешавшийся с ароматом шампуня и прикрыв за собой дверь, тихо прошел на кухню.
– Мам, ты не против, если она поживет у нас несколько дней?
– Ну конечно, сынок. О чем речь? Но что ты в дальнейшем думаешь с ней делать?
– Буду воспитывать. Я ее не брошу. Я так сильно об этом мечтал.
– О чем?
– Чтобы она была целиком и полностью моя, понимаешь. Чтобы не путались под ногами ее родители, чтобы она принадлежала только мне. Она стала моей с того мгновенья, когда я впервые увидел ее и это ощущение больше не покидало меня ни на минуту, а только крепло и разрасталось, заполняя все мое существо, сознание и подсознание, мысли и мозги, тело и душу. Вот могущественный Джин из лампы Аладдина и откликнулся на мои мольбы с грустной ухмылкой: "Как же ты меня достал. Получи свое сокровище и отвяжись от меня. И без тебя полным полно дел." И теперь, по-твоему, я долен сказать ему: "Пошел вон со своим благословенным подарком!" Может это звучит кощунственно, но я чувствую, нет, я уверен, что лучше знаю, чего девочке нужно и могу дать ей больше, чем дали бы ее престарелые родители.
– Сынок, нельзя так о покойниках. А я, выходит, тоже престарелая?
– Нет, мамочка, ты у меня молодая. Тебе ведь всего сорок восемь, а представь, что ее матери было уже пятьдесят шесть, отцу пятьдесят девять, а малышке лишь четырнадцать.
– Кирилл, ну ты подумай хорошенько, прежде чем взваливать на себя такой труд и такую ответственность.
– Я не боюсь ответственности и трудностей тоже. И потом, я ее матери перед смертью пообещал. А она умерла, мне не у кого теперь забрать свое обещание обратно.
– Но Ксюша подросток, да к тому же девочка, переходный возраст и всё такое. Ты будешь жить с ребенком?
– Мам, ну не начинай. Я прекрасно осознаю, что она еще ребенок. Я не собираюсь с ней спать.У меня для этих целей есть другая женщина.
Мать удивленно и недоуменно уставилась на него, даже забыла, что наливала в этот момент чай в чашку и спохватилась только после того, как струйка горячего напитка полилась на пол.
– Ну, а что ты думаешь, как я обхожусь? Я же тебе говорил, что Ксюша еще… Одним словом, я ее не трогал и пока не собираюсь. Мне нужна ее невинность, как гарантия моей невиновности перед законом, хотя бы пока. Не хватало мне еще под статью УК попасть.
– Зачем же тебе такие мучения?!
– Да люблю я ее – ЛЮБ-ЛЮ! – больше жизни, понимаешь. А ту, с которой сплю, не люблю, хоть она и хорошая, добрая женщина, уравновешенная, с мозгами дружит, я ей по-своему благодарен и обижать не собираюсь. Но любить не обещал – она это знает – так как место занято, всерьез и надолго. А насчет мучений, так они мне тоже необходимы. Это откупные для моей кармы, которая отнимает у меня всё, к чему я прикипаю душой. Как было со Светой. Судьба моя требует от меня жертвоприношений и если ей не давать малого, сама откусит, но уже огромный кусок и самый лакомый и с кровью – отгрызет по самые гланды и не подавится.
– Ну, сынок, ты и накуролесил. Мне твоих премудростей во век не понять. Поступай, как знаешь, что я могу еще сказать. Слишком много в тебе философии и мистики, учености и псевдонауки. Всего понамешано, как в салате оливье. Ладно, пойду спать. И ты ложись. Завтра утром, между прочим, нужно на кладбище идти и нести завтрак на могилы.
– Вот где условности и псевдонаука, – заключил Кирилл.
– Это традиции народные. Так положено.
– Это дремучие и средневековые пережитки. Но, если надо, то пойдем, что ж делать. Спокойной ночи!
Глава 25
Через день после похорон Кирилл утром вышел на кухню первым. Мать услышала, что он уже проснулся и тоже встала.
– Ты чего, сынок, так рано?
– Да мне на работу надо, я столько дней пропустил, уже и отгулов не осталось.
– Ну иди, я с ней побуду, не волнуйся.
– Я думал ей укол сделать, а она спит, не хочется будить. Может ты сделаешь потом, когда проснется?
– Не надо никаких уколов. Ты что, всю жизнь ее будешь на уколах держать? Иди себе с богом, мы тут сами разберемся.
– Спасибо, мам, ты мне так помогаешь.
И Кирилл, наскоро перекусив, умчался, а Маргарита Кирилловна, воспользовавшись тем, что Ксюша еще спит, решила приготовить для нее завтрак повкуснее и посытнее, чтобы порадовать хотя бы этим.
Она старалась не сильно шуметь кастрюлями и тарелками, чтобы не разбудить, но вскоре услышала из комнаты Ксюшин надрывный плач. Примчалась сразу же, готовая успокаивать, утешать, уговаривать, понимая, как девочке тяжело и удивляясь, как та вообще выдерживает такую двойную трагедию, памятуя, как трудно сама переживала потерю Светы. А уж про Кирилла и говорить нечего, он чуть с ума не сошел тогда от горя.
Ксюша лежала уткнувшись лицом в подушку и громко рыдала.
– Ксюшечка, не плачь девочка, не плачь. Слезами горю не поможешь, ты только себя изводишь.
– Я не хочу жить, мне так плохо. Я тоже хочу умереть.
– Верю, лапочка. Но ты вспомни, что есть на Земле люди, которые тебя любят. И ты должна жить ради них. Ты подумай о Кирилле. Как ему будет без тебя? Ведь он тебя боготворит, ты даже не представляешь, что ты для него значишь. А ему тогда зачем жить без тебя? А мне зачем жить без сына? Так что, видишь, какая цепочка получается. Если каждый будет умирать вслед за близким, любимым человеком, то людей на Земле не останется. Ну-ка, давай я помогу тебе встать, иди умывайся, мы будем с тобой завтракать и я тебе что-то расскажу. Давай, моя хорошая.
Уже сидя за столом, Ксюша все еще терла кулаками мокрые глаза и тихонько постанывала и подвывала, когда Маргарита Кирилловна взяла ее руки в свои и заговорила таким же мягким и убедительным как у Кирилла голосом.
– Послушай, дочка, ты помнишь, что на кладбище говорил батюшка?
– Нет, я ничего не слышала, я тогда как в бреду была.
– Он объяснял, почему нельзя рыдать и убиваться за покойниками.
– Почему?
– Потому, что их души сейчас пребывают тут, среди нас, на Земле. И еще сорок дней будут находиться рядом. И если близкие сильно по ним плачут, то душа переживает, что стала причиной этих слез, страдает, что не в состоянии помочь, держится за эту территорию и не может покинуть Землю и улететь к Богу. А ей здесь плохо. Она ведь уже нематериальная, она воздушная, ей на небо надо. Слезы любящих людей не отпускают ее, держат на грешной земле. У некоторых народов на похоронах запрещено грустить и плакать, принято радоваться и возносить молитвы господу, что любимый человек и его душа покидают тяготы этого мира и обретают вечное блаженство. Поэтому, если ты любишь своих родителей, отдай должное их душам, не плачь и не убивайся очень сильно, позволь переселиться в царство, где им будет хорошо. Не держи их здесь, не привязывай к себе, отпусти. Они были хорошими людьми, воспитали замечательную дочь и это заслужили. Твои родители и так будут с тобой, в тебе, в твоих мыслях, в твоих поступках, в твоих делах. А мы, Ксюша, в церковь сходим, помолимся за них, поставим свечки за упокой. Свечи будут гореть и освещать им путь. И их души найдут дорогу в Рай. Ведь душа бестелесна и сама теперь не может ни помолиться за себя, ни свечку поставить, ни у Бога попросить прощения и заступничества. Это могут сделать живые, любящие люди, оставшиеся жить на Земле. Ты можешь сделать это для них. Так что тебе надо жить, дочка, по очень многим причинам. А если ты будешь счастлива, родители посмотрят на тебя с небес и тоже обрадуются. И им станет хорошо и спокойно, а ежели начнешь плакать и убиваться, это их огорчит и заставит страдать.