Мать смотрела на него прямо, в упор, немигающими глазами.
– Мамочка, у тебя взрослый сын. Ну какой сейчас может быть секс – у ребенка такое горе. Так что успокойся. Все хорошо. Давай завтракать, а то я на работу опоздаю. Ксюшу тоже нужно разбудить, пусть в школу собирается. Я ее отвезу.
В один из вечеров, когда они обнявшись сидели на диване и болтали о всяких пустяках, заполнивших собою сегодняшний день, Ксюша, вдруг неожиданно прервав разговор, сказала:
– Кирилл, я домой хочу. Я так соскучилась за обстановкой, за вещами. У меня там подружки и до школы недалеко. У вас очень хорошо, но дома лучше.
– Вот как? – Кирилл опешил, – Ксюша, но ты же понимаешь, что ты одна жить не сможешь. Я тебя одну не отпущу. Мне придется тоже переехать.
– Хорошо, давай вместе. Ведь наша квартира пустая, будем там жить вдвоем. А то я твою маму уже замучила, – обрадовавшись, затараторила Ксюша. – Она возится со мной, как с маленьким ребенком.
– Она и со мной возится, как с маленьким ребенком, на то она и мама, чтобы нянчиться с детьми. Но мы уже взрослые люди и можем жить самостоятельно. Правда? Как ты думаешь, у нас получится?
– Думаю, да. Мы будем стараться.
– Зайчонок мой будет очень стараться, я в этом даже не сомневаюсь. Ведь ты у меня такая славная. Ладно, подумаем над этим вопросом. Ты меня озадачила внезапностью своего предложения, – и Кирилл нежно поцеловал ее в чистый, сосредоточено сморщенный лобик, – Я подумаю, Ксюша.
Глава 28
Когда у Кирилла выдавалось свободное время, он приезжал забирать ее из школы сам.
Однажды девочка выбежала вся в слезах и, заскочив к Кириллу в машину, бросилась ему на шею, огорошив неожиданным известием:
– Кирилл, приходил инспектор по делам детей и сказал, что меня отдадут в интернат, так как я сирота. Меня к директору школы вызывали. Кирилл, не отдавай меня в детский дом, пожалуйста. Я не смогу там жить. Я там умру, – и она громко зарыдала, упав Кириллу на грудь.
– Нет, нет, конечно, не отдам, не бойся, – Кирилл пытался успокоить ее, толком ничего не понимая, лишь стараясь остановить этот водопад слез.
– Кирилл, пожалуйста, не отдавай. Я на все согласна. Я все для тебя сделаю, что ты захочешь, только не отдавай. Я буду послушной девочкой, – и она зашлась новой серией громких рыданий, выдававших начинающуюся истерику. – Хочешь, я буду твоей… Ну…
В этом потоке слез, плача, всхлипываний, нервных вздрагиваний, он пытался добраться до сути ее слов.
– Подожди, я не понял, Ксюша. Ты сейчас о чем говоришь? На что ты готова пойти, чтобы я не отдавал тебя в детский дом? Что согласна делать?
– Ну, все что ты захочешь.
Кирилл опешил.
– Например?
– Ну хочешь, я буду твоей… Ну понимаешь, кем?
– Нет, не понимаю. Что ты имеешь ввиду?
Ксюша виновато посмотрела на него и закусив губу, пожала плечами. Слезы перестали выкатываться с прежней интенсивностью и застряли на полпути между глазами и подбородком.
– Ну…, буду твоей… любовницей, хочешь?
– Хорошо. Давай. Прямо сейчас.
И Кирилл, запрокидывая ей голову, так впился в нее губами, со всей силы, стараясь сделать ей больно. Сгреб в охапку, прижимая к спинке сиденья, грубо и сильно сжимая грудь. Ксюша застонала от боли и посмотрела на него с испугом и немым вопросом: что она сделала не так, что неправильно сказала? Кирилл отпустил ее.
– Ах ты маленькая развратница. Чтобы я больше не слышал от тебя подобных слов. Ты что придумала? Мне не нужна такая жертва. Даже если я и хочу, чтобы ты была моей, то не в уплату за какую-то услугу. Ты что, до сих пор ничего не поняла?
– Я больше не буду, – всхлипывая, тихо сказала девочка.
– Я надеюсь. Ладно. Проехали.
Ксюша вздохнула, в глазах повисло отчаяние и безнадежность.
– Глупенькая, я и так не отдам тебя ни в какой детский дом, ну что ты. Всё, с этим вопросом решили раз и навсегда. Запомни. И чтобы я больше не слышал от тебя такого рода предложений. Так, теперь переходим ко второй части. Что там ты говорила насчет послушной девочки? Или мне послышалось?
– Нет, я буду тебя слушаться.
– О-о, вот это другое дело! Услышал разумную мысль. Это мне подходит, – произнес Кирилл бодрым шутливым голосом. – Потому, что если я не буду справляться с твоим воспитанием, мне ничего не останется, как сдать тебя на руки более опытным педагогам.
Он так убежденно и уверенно пообещал Ксюше, что не отдаст ее в интернат, а сам пока совершенно не представлял, как это сделать, как узаконить "права" на нее. Да и где-то в глубине души скреблось и едва заметно шевелилось чувства страха, а справится ли он.
Самонадеянный рассудок убеждал, что у него все получится, ведь за плечами богатый опыт работы и ему довелось повидать и успешно ладить с немалым числом детей и характеров. Правда, то были чужие дети, никак с ним не связанные, кроме короткого отрезка времени, когда он нес за них ответственность. А это был ЕГО ребенок, ЕГО девочка, и не на три недели, а на много ближайших лет.
Долго не спал, пытаясь придумать выход из сложившейся ситуации. Представить, что его домашнюю милую Вишенку отдадут в интернат и она будет жить в обществе вульгарных девиц и малолетних хулиганов, подобранных с улицы, в казенной спальне, где помимо нее будет еще десять или двадцать наглых развратных девок. Это он не мог себе вообразить даже в самом страшном сне.
Ночью ему приснилась сестра. Он ее не видел, только знал, что она витает за спиной и из темного угла, из-за кулис или штор, обращается к нему, стоящему в центре сцены в круге яркого желтого света прожектора: "Меня не вернуть, но ЕЙ ты можешь помочь, можешь подарить нормальную семью и детство вместо интерната и сиротства. Вот зачем я ушла и сохранила тебе жизнь. Помни это и сделай это ради меня."
Кирилл проснулся среди ночи в холодном поту и в ужасе сел, соображая, спит он или нет. Раскладушка жалобно заныла под его тяжестью. В комнате было темно. Ксюша мирно посапывала рядом на диване. Сквозь щель между плохо задвинутыми шторами пробивалась жуткая, мертвецки белая полоса света от немыслимо полной луны и пересекала подушку как раз в том месте, где образовалась мягкая, еще теплая выемка от его головы.
Что это – сон или его искалеченные мысли? А может это работа больной психики, поврежденной его личной трагедией, помноженной на трагедию, случившуюся теперь с Ксюшей. Возведенная в квадрат трагедия – что может быть страшнее? Или это голос из потустороннего мира?
В тишине этой полнолунной ночи (не отдавая себе отчета почему именно, он не любил полную луну – она мистическим образом раздражала и угнетала его) полусонное сознание нашептывало в оба уха, что если он посвятит себя воспитанию Ксюши, то боль утраты и чувство вины перед сестрой, наконец-то, отпустят его. Неужели его сестра просит позаботиться об этой девочке, почти своей ровеснице?
Глава 29
На следующий день он позвонил олигарху.
– Семен Арсеньевич, это Кирилл, можно к вам приехать?
– Приезжай.
Вежливая секретарша услужливо пропустила его в кабинет.
– Здравствуйте, Семен Арсеньевич.
– Привет, Кирилл. У меня мало времени. Давай сразу к делу. Сколько?
– Что сколько? – переспросил Кирилл.
– Сколько денег нужно?
– А-а, нет. Я за советом к Вам пришел, не за деньгами.
– Вот как. Что такое?
– Семен Арсеньевич, ее хотят в детский дом отдать. Какой детский дом?! Она там не сможет жить, она домашний ребенок, умрет там, понимаете? Помогите мне оформить опекунство или подскажите, как поступить, чтобы я мог сам о ней заботиться, минуя интернат или детский дом или сиротский приют. Семен Арсеньевич, Вы не думайте, я Вас расходами напрягать не буду. Я все сам оплачу. Вы мне только советом помогите, как это юридически оформить.