День за днем все повторялось: утренний шум деревьев, завтрак, чай после обеда, книга, леденящая вода, час для рыбалки, вечер, выпивка, домино. Будто бы время зациклилось, но впервые это не было чем-то угнетающим, даже если кто-нибудь тогда бы сказал мне, что я останусь в этом бесконечно повторяющемся дне навечно, я бы пожал ему руку и обнял.
- Завтра ждем гостей! – объявил одним утром Витя.
- Те самые, которые обеспечат нам свободные морские походы? – улыбчиво отозвался Боря.
- Да-да…
Тогда мне наконец дали понять, что время не остановилось, что наша поездка рано или поздно закончится, а человеческому разуму только дай повод, и он раздует из обычного факта настоящую трагедию. Первым пришел страх неизбежности: уже завтра должны были появиться новые люди, сами по себе они не были чем-то ужасающим, но тот факт, что вместе с собой они приносили это «завтра», отзывался кратковременной болью в области груди. Это же проклятое слово напомнило о существовании не только прошлого, но и будущего, о том, что было вчера и позавчера, напомнило об ушедшем, о расщелине, о голосе, напомнило слова, которые тихо, словно старая пластинка, повторялись в моей голове все это время, но прятались так искусно, что расслышать я смог их только сейчас. Существую ли я?
Последовав глупому, но знакомому образу, слизанному, как мне казалось, с мультфильмов, я ущипнул себя. Больно. И это должно было радовать, но стоило чуть поразмыслить и становилось ясно, что боль ни о чем не говорит.
- А куда вы смотрите? – послышался детский голосок.
Я опустил голову, увидел эти любопытные детские глаза и ответил:
- Никуда, Сонька, просто думаю.
- А о чем?
- А ни-о-чем! – улыбнувшись сказал я и, будто ужаленный, взял девочку на руки, посадил на шею, а затем начал изображать звуки летящего самолета, как делал это Ваня.
Сонька смеялась, кричала брату:
- Лева! Лева, смотри на меня!
Лева медлить не стал, на своем детском ломанном языке, попытался выговорить мое имя, затем еще что-то, но понял я его еще в тот момент, когда он побежал в нашу сторону.
- И тебя покатаю! – крикнул я бежащему на звуки веселья малышу.
Те короткие минуты безумства освободили меня, хоть и ненадолго, от тревоги. И все-таки, сколько бы я не пытался сбежать от этого странного ощущения, я понимал, что Селигер растворяет что-то внутри меня, выводит, словно ржавчину, некую неотделимую от меня черту, которую мне никак не удавалось опознать.
Один на один
Наконец настал день, которого все ждали: приехали те самые гости. Небольшой джип остановился на расчищенном месте, с водительского места уверенно вышла женщина лет сорока, поприветствовала нас легкой улыбкой, а после, не теряя времени, распахнула все двери, откуда неловко, с заплетающимися ногами, но бодрыми лицами, высыпались дети.
- Привет, Юль! – крикнул Витя.
- Привет-привет! – сейчас еще мои подъедут.
И действительно, через минуту на площадке появилась вторая машина. Приехала дочка Юли и ее молодой человек, оба всего на год младше меня. Я вздохнул с облегчением. Сразу в мыслях замелькали картинки о совершенно новых веселых вечерах со знакомой мне музыкой, глупыми шутками и безумными идеями. И все же, то ли скромность, то ли трусость временно взяли верх. В первый день нашего знакомства мы лишь учтиво поздоровались, а затем разошлись по своим делам. Чего нельзя было сказать о Юле: она, покормив детей, принялась рассказывать все знакомые ей истории, заражать нас интересными мыслями о нынешней поездке, хитро вынуждать рассказывать о собственной жизни. Активная женщина без всяких комплексов.
Одна ее история меня особенно зацепила…
Эти четыре малыша, которых она так строго, но заботливо воспитывала, были приемными. Уловить суть, почему она взяла сразу четверых, мне не удалось, но сама мотивация взять приёмных детей была достаточно ясна. Год назад Юля рассталась с мужчиной, который, видимо, в силу своего небольшого мозга, решил оставить ее ни с чем: заставил продать машину, квартиру и все что только можно было, а после просто ушел… Искать себе нового партнера после таких событий, смогла бы либо очень сильная, либо абсолютно сумасшедшая женщина, а Юля была обычной доброй, про которую с теплотой говорят «Это наша тетя Юля!». Чувства внутри, как оно бывает после жизненных потрясений, только росли тем больше, чем больше она прокручивала эту ситуацию в своей голове. И чувства эти не были чем-то конкретным, вроде сожалений, обиды или, наоборот, радости избавления, нет, это был бурлящий комок, который периодически либо выскакивал наружу в виде слез, либо медленно и незаметно отравлял душу. Тогда Юля и решилась взять приемных детей, чтобы превратить все, что не переваривалось внутри, в заботу и найти этому применение. Эта необъяснимо стойкая женщина действительно умела делать мир лучше, имея на руках самые отвратительные карты. Дети обрели любящую мать, это слышалось в каждом ее обращении к ним, и в каждом порицании виднелась ее теплая направляющая к истине улыбка. А сама Юля наконец успокоилась и отдала всю себя этим малышам, которые, без сомнений, через многие годы будут благодарны своей матери за то, что она не только смогла подняться сама, но и повела за собой ораву кричащих, пока не различающих хорошее и плохое, детей.