Как заколдованный, врач под диктовку творил невесть что, молча, и лишь один раз отреагировал вербально, когда услышал указание промыть мозги пациента клистиром.
- Промыть... как? - вдруг удивился он.
- Я сказала.
- Вы странно сказали. У нас не промывают мозги. Их знаете где промывают?
- Это одно и то же. В мужчине мозг - не главное, - спокойно объяснила синеглазая чаровница.
И врач, затаив дыхание, направил в разверстый череп страдальца довольно сильную струю, из-под которой взвился ответный буроватый фонтан-коктейль из тканевых ошмётков и костного крошева.
- Да-а-а... - только и выдохнул хирург. - А вы, голубушка, что-нибудь слыхали про нейрохирургию, про тончайшие связи, про межполушарную ассиметрию мозга, тайну сознания, памяти?
- Ерунда, - чётко сказала дама, и работа продолжилась. - Надо убрать некоторые иллюзии. От них идут грехи. У этого их полный набор.
Врач поёжился, но пожелал знать - какие именно будем убирать.
- Вам перечислить или объяснить? - предложила женщина.
- Сначала перечислить, если можно. Я человек мирской, веровать мне некогда, но грехами интересуюсь. Тут у меня каждый день их массовая презентация. Сами понимаете.
Бабушка, вдохнув, перечислила:
- Гордость, тщеславие, любоначалие, чревоугодие, уныние, печаль не по Богу, самодовольство, самооправдание, самосожаление, самонадеянность, славолюбие, страсть к чтению пустой и развратной литературы, самообожание, многосмотрение телевизора, хождение без креста на груди, богохульные речи, двоедушная и лукавая присяга, привычка божиться, жалобы на погоду, рассказы о ложных чудесах, ругательство матом, сонливость, привычка поздно вставать по утрам, излишняя суетливость в делах, холодность и равнодушие к родителям, пренебрежительное отношение к бедным и необразованным родственникам, дружба ради корысти, молчание при клевете на друга, недружелюбие, уклонение от бескорыстного служения Отечеству на выборных должностях, небрежение государственным имуществом, разглашение тайн предприятия и специальное разжигание вражды в рабочем коллективе, частая перемена мест службы, похвальба совершёнными грехами, гнев, раздражение, язвительные слова ближнему и особенно угроза убить его...
- Хватит, хватит! - вскричал опешивший врач. - У меня этого добра каждый день целый конвейер!
- Это ещё не всё, - мягко сказала бабушка. - Это примерно треть. Продолжить?
- Нет. Спасибо. При нашей больнице нет даже часовенки, а персонал никогда не исповедуется, им некогда. А вы заставляете меня делать руками то, что делают обычно душой.
- Я сегодня просто орудие. Не беспокойтесь: "У Бога нет других рук, кроме твоих..."
- Да? - обрадовался врач озарённо. - Ну, тогда...
К утру доделали туловище, забинтовали, загипсовали, повезли. Медсестра, взглянув на трепещущие дыры в черепе послеоперационного больного, лишилась чувств. Её уволили.
Ван Ваныч переоделся и пошёл спать, не в силах даже спросить у незнакомки её имя. Она сама сказала ему вслед:
- Бабушка я, бабушка.
А потом на несколько месяцев она села у койки почти мумифицированного Давида и принялась вязать носки-чулки. Иногда Ван Ваныч заходил посмотреть на своих незваных гостей. В ответ бабушка иногда говорила:
- Сегодня эту дырку заделаем. Завтра эту...
И врач покорно мыл Давиду мозги, приклеивал куски черепа, шил кожу и даже сделал красивую пересадку волос, чтобы закрыть проплешины. Как-то вечером, подсчитав, на какую сумму он уже наработал, врач охнул: клиника у него была очень даже платная, а этот сумасбродный бывший кандидат устроился на дармовщинку. Прочитав мысли, бабушка сказала хирургу:
- То, что взял, навек утратил. То, что отдал, то твоё.
И вот сегодня пришёл праздник: больной очнулся и даже заговорил. Врач словно стряхнул с себя гипноз и, наконец, отважился повторить свой вопрос:
- Кто же вы? Мы уже довольно крепко сработались, не так ли? Мне кажется, я уже вполне заслужил.
Бабушка с аппетитом ела тушёную телятину.
- Я ведь вам с самого начала сказала правду. Бабушка.
- Это кличка? Вам ведь не больше тридцати. В нашем веке такие бабушки редки.
- Это - суть. У меня и внучка есть. Мается сейчас на какой-то чудной каторге: реклама! Пиар! Модные штучки.
Она перешла к овощному рагу, а врач отметил, что впервые видит её за естественным занятием человека. Ни разу за всё время сидельчества бабушка не ела и не пила. Во всяком случае, Ван Ваныч этого не видел.
- Модные штучки... - повторил Ван Ваныч, чтобы поддержать разговор.
- Смелее, - подбодрила его бабушка. - Я сегодня охотно даю интервью. Вы действительно заслужили. Спрашивайте, что хотите.
- Ну что ж, тогда... - расхрабрился врач, - сколько вам лет?
- Около ста. Точнее, двести пять. Тысяч.
- Понятно, - отозвался врач. - Мне и не такое говорят после трепанаций.
- Замечу, что меня вы не трепанировали. Совсем даже наоборот.
- А что - вы меня?
- В некотором смысле. А вы - Давида. Но я за него взялась, и я в ответе. Так что мы тут все друг друга немножно потрепанировали. Но вы меня не лечили. Этого не было, не было... не было...
- Бабушка, отчего у вас такие синие глаза? - игриво спросил врач и запнулся: она посмотрела прямо на него абсолютно серыми глазами. Потом чёрными, потом лиловыми.
- Так-с. Мадам - ведьма-с?
- У них зелёные, и они боятся чеснока и серебра, кажется. А я на ваших глазах только что умяла порцию рагу, в котором этого чеснока прорва. И кольца у меня серебряные, смотрите.
Ван Ваныч изумлённо посмотрел на её гладкие холёные перламутровые руки, унизанные превосходными браслетами, кольцами чистого серебра тонкой древней работы. Утром эти руки были сморщенные, а коричневые крючковатые пальцы - без украшений.
- Вы гипнотизёрша?
- Нет же. Бабушка я, бабушка. Душа мира, оправдание добра, полное собрание лебединых песен... ну что тут непонятного! Ладно. Этот горе-кандидат в горе-депутаты - мой самый бестолковый ученик на свете. В конце зимы я на миг отлучилась по делам, так он сбежал с урока и начал самостоятельную кампанию. В каком-то округе были довыборы, он и нацелился. Власти хотел, дурачок. У него тяжёлая кратофилия
- Многие хотят, - горестно вздохнул врач и выпил вишнёвый компот. - А кратофилия не лечится.
- Вот именно. Представляете? Да ещё с помощью выборов! Ужас. Ни ухом ни рылом, а туда же. И ведь не объяснишь каждому, что выборы одно, а умение властвовать совсем другое. Не терплю дилетантизма. Наигрыш, как писал Станиславский. Представьте только: мы живём под дилетантами, наигрывающими властные роли!
- Да, вы правы, это бред свободы. Из новых диагнозов. А как вы нас нашли, ну, когда его?.. Нам подбросили его прямо на порог, ночью, грязного; я думаю, кто его поломал, те и подбросили. Испугались, что забили неприкосновенного, и подвезли в хорошую клинику. Их не нашли до сих пор.
- Их и не найдут. А я поискала Давида и нашла, потому что мне это было нужно, - пожала плечами юная фея, и врач умолк надолго, захваченный сказочным видом её красоты.
- И что мы будем теперь делать? - наконец спросил он. - Кстати, на счёт больницы вдруг пришла плата за этого пациента. Вы не знаете отправителя денег?
- Нет. Ах, какая вам разница, откуда деньги? Я, кажется, говорила вам: то, что отдал, то твоё. Говорила ведь? Не поверили.
Врач любовался ею, как ожившей мадонной досточтимого Леонардо. Женщина с каждым словом менялась, будто из-под её верхней, тоже странной, но всё же человеческой кожи проступала, просвечивала внутренняя, драгоценная оболочка и приближалась небесная, прозрачная, словно суть, и - молниеносно всё исчезало, и вновь переливалось, и пульсировало, и было так прекрасно, так женственно, как воплощённая мечта рыцаря.