59.
РАФЕД РАССКАЗЫВАЕТ ДОЧЕРИ О ВЕРОЛОМСТВЕ РАМИНА
Однажды, когда Рафед вернулся с охоты и вошел к Гуль, он поведал дочери тайну Рамина и рассказал ей следующее:
«Рамин одержим бесом, он выявил свое вероломство и тайны своего сердца. Он отринул твою любовь. Если даже он привяжется к тебе и ты будешь верно служить ему до скончания веков, все же он будет подобен ядовитой змее: когда змея захочет жалить, она никак не может удержаться. Горькое дерево приносит горькие плоды, сколько бы мы ни поливали его сахарной водой. Если сплавить медь и свинец хотя бы тысячу раз, они не примут цвета золота, и если тысячу раз плавить в огне медь, она все равно не станет цвета молока. Если ты знала о его похождениях, можно лишь удивляться, что ты сочеталась с ним как с супругом. Непостоянному человеку не следует доверяться. Сердце Рамина полно чрезмерной гордости и жестокости, он похож на льва. Искать у него справедливости и ожидать, что на солончаке вырастет плодоносное дерево — это одно и то же. Зачем ты вышла замуж за непостоянного человека, зачем ты доверилась клятвопреступнику? Зачем ты ожидала сахара от желчи? Но раз таково было божье предопределение, всякие рассуждения никчемны и сетования бесполезны…»
В это время Рамин вернулся с охоты. Он был похож на раненого, загнанного зверя с помутневшим взглядом. Он был печален, сердце его было переполнено кровью, а лицо омыто слезами. Он и на пиру был подобен живому трупу. Жена его Гуль сидела напротив. Красотой лица она могла опечалить любую красавицу. Стан ее был строен, как стрела, а лицо, на котором цвели розы, было подобно луне. Кто бы ни взирал на нее, — отдавал ей сердце, а сердца любовавшихся пожирались огнем. Но эти ее качества Рамину были столь же не нужны, как мускус мертвецу. Он был лишь опустошенным телом, у него не было больше сердца. Он вздыхал поминутно, и слезы навертывались у него на глаза. Сердце его дрожало, и он не мог произнести ни слова. Ему опротивела всякая радость из-за тоски по Вис. Он ни на кого не обращал внимания и думал, что никто не знает тайны его сердца. Сердце его заливалось слезами, и он говорил себе так:
«Что может быть приятнее встречи влюбленных? Все это веселье и царский пир так опротивели мне, что я уже не ощущаю себя живым. А моя жена думает, что я веселюсь. Она не знает, что я переживаю в разлуке с Вис. Она не знает как я стражду и как мысли о ней терзают меня! Вис думает, что я забыл ее. Ей кажется, что Рамину хорошо и без нее, что он забыл ее любовь, что он веселится, что он забыл данную им клятву и ее самое. Как она может уважать меня, так рассуждая? Как я посмею взглянуть на нее, омрачивший свою душу и отвергший любовь и веру? Кто сможет уверить ее в том, что я испытываю даже при такой короткой разлуке?! И какой я могу дать ответ богу и ей, если я вручил другой сердце, раньше отданное Вис?!
Побейте меня камнями, влюбленные, и покарайте кровавой местью! Пейте мою кровь так же, как я пью ее, так как я оказался предателем доверчивого сердца и заставил проникнуться страхом всех, отдающих сердца. Ныне пожалейте меня, несчастного, раскаивающегося, — заклинаю вас богом, — ибо она считает, что ее Рамин уже не тот, каким он был. Она не знает о моем теперешнем горе и страданиях моего сердца в тоске по ней. Она не знает, что я лишен всякой радости и что сердце мое сделалось черным, подобно ее глазам, и что вдали от нее тело мое согнулось уподобясь кольцу ее благоуханных кудрей.
Хотелось бы мне знать, как поступит со мной солнцеликая, со станом кипариса, похитительница моего сердца? Наверное, она станет моим кровным врагом из-за своего тяжелого горя и обречет меня на гибель. Она окрасит землю моей кровью и обратит меня в ничто. Хотя в способности переносить бремя страданья я подобен земле, а крепостью — железу, но я изможден чрезмерным горем и ищу способа спасти свою жизнь. Я же не осел, чтобы до самой смерти таскать на себе бремя земли! Я пойду и разыщу жемчужину жемчужин в раковине. Я пойду и буду искать надежду на жизнь. Кто знает, какие горести я претерпел из-за разлуки с возлюбленной? Кто видел в этом мире горе, подобное моему, для которого лекарство — ее лицезрение? Моя радость и печаль зависят лишь от той, что мне желаннее, чем душа и жизнь. Ее лицезрение оживит меня, ее беседа обрадует меня, ее объятия обессмертят меня, и ее ласки заставят меня позабыть все.
Зачем мне скрывать свое горе от такого врача? И чем дольше я скрываю горе, тем хуже и хуже становится мне от его утайки. Я не могу больше ссориться со своим сердцем. Я оглашу его тайну повсюду. Я тону в водовороте разлуки. Да исполнится сердечная молитва пораженного горем! Я пойду и стану умолять Вис. Может быть, она смилуется надо мной и сотрет ржавчину злобы со своего сердца!