— Нет. Я привык спать один.
— Ладно, показывай нишу. — я соскочила с дивана и подхватила сапоги.
Роман прошел в спальню, открыл двери встроенного в стену шкафа, раздвинул вешалки с одеждой и нажал на заднюю стенку. Механизм затвора щёлкнул, скрытая, потайная дверь отворилась во внутрь.
— Прошу. — Роман пропустил меня вперед.
Я забралась в узкую нишу, села на пол и поджала колени к подбородку.
— Лучше стоя. — Роман недоуменно посмотрел на меня, свернувшуюся в позе эмбриона. — Хотя, как знаешь.
— Буди вечером. Я та еще соня. — я подмигнула возвышающемуся надо мной хирургу.
— Я знаю. — Роман закрыл потайную дверцу. Я слышала его шаги по деревянному полу, скрип половиц и еле слышный щелчок. Роман замуровал себя в полу.
Я стала ждать анабиоза. Это не сон как таковой, скорее похоже на оцепенение. Время будто растягивается, а потом схлопывается и снова растягивается. При этом я могу проваливаться в сон. Хотя как я уже говорила, это не сновидения, а воспоминания. Мой мозг словно не отдыхает никогда и возвращает меня в те времена, когда я была лет на сотню, а то и две моложе.
Я нащупала орла в кармане, достала металлическую фигурку и зажала в руке. Однажды, лет через сто, когда об этой ночи в моей голове не останется и крохи воспоминания, я снова проживу эти события во сне.
Глава 3
Я сижу в деревянном кресле у дома, положив ладонь на широкую голову чёрного пса, и наблюдаю закатное солнце. Сегодня я познакомлюсь со своим женихом. Он из соседнего города, ему тридцать девять. Он торгует мехами, и из-за того, что ему постоянно приходиться жить на две страны, он не смог обзавестись семьей до столь почтенного возраста. Маменька похлопотала и считает, что нашла мне достойного мужчину. После смерти отца от страшной хвори, мы с маменькой остались одни. Дядя мой, содержит нас, но денег хватает только на еду. Мои платья потеряли в цвете, кружевные воротнички пачкаются быстрее, ведь у нас нет средств на крахмальное молоко. Недавно маменька отнесла свои бусы из самоцветов ростовщику, выручила немного монет и купила мне красивые туфли на сватанье. Мне уже двадцать лет, я слишком стара для невесты, а моя семья бедна, поэтому я прошу Господа Бога лишь об одном — понравиться этому мужчине. Пушной промысел приносит много денег и маменька надеется поправить своё материальное положение за счёт моего брака.
Я вижу её фигуру вдалеке. Узкий силуэт в светло — оранжевых лучах. Она опирается на сложенный парасоль при ходьбе. Маменька всю свою жизнь винила меня в своей хромоте и невозможности более иметь детей. Все двадцать лет я слышала от нее упрёки, что я была слишком крупна для её ложа, что она испытывала адскую боль, когда рожала меня. Она ругалась на то, что я родилась девкой и забрала у неё ее красоту, густоту волос и румяность щек. Я сотни раз молила у неё прощения, но она не хотела слушать меня и лишь повторяла: “Бог послал мне тебя за мои прегрешения, из-за тебя я не могу родить твоему отцу сына.” Но мой папенька, нисколько не печалясь о том, что не сможет иметь наследника, любил меня всем сердцем, нянчился со мной больше матери и няни, брал с собой на охоту и допускал меня к своим псам. Большим лохматым отродьям, что слушались только его. Иногда я засыпала в псарне, наигравшись с маленькими щенками. Я любила закинуть голову на спину ощенившийся суки и смотреть, как крохотные слепые создания тычут носом в мягкий розовый живот своей мамы в поисках молока.
После смерти папеньки собаки заболели, они отказывались есть и пить. Только один щенок, что принял меня за свою маму с удовольствием ел мои каши на молоке. Вскоре псарня опустела.
Мой щенок вырос, его черная шерсть побелела у носа и вокруг огромных карих глаз. Пёс сидел подле меня и щурился от яркого света. С интересом наклонив голову на бок, он смотрел на маменьку, что поравнялась с калиткой. Пёс обошел кресло и спрятался от маминого взора за широкой спинкой.
— Ты почему ещё не готова? — отворяя чугунную щеколду, закричала мать. — Сидишь опять со своим псом, ну-ка быстро в дом! Да, оставь ты эту псину, подымайся! Где туфли, где моя заколка?
Я поспешила по деревянной лестнице в дом, подобрав руками подол платья. Мой пёс жалобно заскулил, тут же заскучал по мне и моим прикосновениям, лег на живот и грустно опустил широкую морду на передние лапы.
— Тебе кто важнее, жених или эта старая псина? — маменька увидела кроткую боль в моих глазах, когда я обернулась на своего пёсика. — Пан Яныш скоро прибудет, а ты растрёпана, словно деревенская девка.
Маменька с трудом следовала за мной, отстукивая по деревянным доскам пола наконечником зонта.