— Замолчи, отец, ты уже пьяный и завернул сам не туда. При детях.
— Спасибо, — сказал Витек свое обычное спасибо и встал.
— Ты куда?
— Я пойду.
— По делу? — незлобиво перездразнил отец. — Опять по делу? Ну, иди.
— Отец, испортил такой праздник, — сказала Катерина.
— Я ничего не портил. Витенька, спасибо тебе, сынок, иди, если надо, конечно, по делу. А я тебе новый молоток подарю, шикарный.
Витенька было направился к выходу, но вернулся, присел на край стула. Евдокия Яковлевна принялась убирать со стола, отстранила Лельку: «Сиди, Леленька, ты теперь у нас гость, посиди, я сама».
— Какие ребята! — всплеснула руками Лелька. — Во, пап, какие ребята!
— Ладно, иди, — сказал отец. И сам ушел спать.
— Вот и хорошо, а то пристал к ребенку, господи, нашел, о чем с дитем говорить.
— Нет, мама, ты слыхала? Какие это ребенки? Я и включить-выключить не научилась, а он магнитофон сам по детальке собрал, да у него уже инженерные знания. Ребенок! Ты, мама, так не говори. Какой братик у меня растет. Дай я тебя еще раз поцелую. — И Лелька бросилась вдогонку за Витьком.
— На, — сказал Витек, выпрямившись и немного развернув голову, — на, последний раз целуй, привыкла.
— М-ма, м-на, вот тебе, вот тебе, строптивый какой, вот тебе на память.
«Целовать Лелька насобачилась», — подумал Витек, но самому сегодня было отчего-то дико приятно.
Если бы так было и в школе… Что-то не клеилось там у Витька. Сам-то он считал — нормально. «Как в школе, Витенька?» — «Нормально». Дневник полон двоек, а четверть кое-как округлялась на тройки. «Ты почему уроки не делаешь?» — «Делаю». — «Отчего тогда сплошь двойки?» Молчит. Плечом и головой делает жест: откуда мне знать? Врет, конечно. Потихоньку врать стал, то есть не говорить правду. Теперь вот вызов родителей. Опять вызов. «Здравствуйте». — «Здравствуйте, Витин папа?» — «Да». Очень уж молоденькая учительница, играя глазами, скашивая их на Витька, который тут же стоит, понурив голову, жалуется на полное равнодушие сына к учебе. «Между прочим, все учителя жалуются, по всем предметам. Вы понимаете, голову положит на парту и спит, может, и не спит, но лежит голова, не шевельнется. Или в окно смотрит, отвернется и смотрит весь урок. Спросишь, а он ничего не слышит, даже не знает, о чем речь. Что с ним? Ведь умный парень, видный такой, поговоришь вот так на переменке, просто замечательный парень, интересный». И опять глаза скашивает, а в глазах — что-то такое не от учительницы, а от молодой девицы. «Да она вроде заигрывает, что ли?» — подумалось Борису Михайловичу. Сложно было ему слушать этот разговор. То и дело учительница-девица переходила на какой-то не учительский тон. «И красивый мальчик, и умный, девочки заглядываются, а он спит, все ему неинтересно. Виктор, вот ты скажи при отце». Господи, Виктор. Да он и в самом деле уже Виктор. Чужое имя. Голову понурил. Да у него уже волос пробивается на губе. Вот тебе и Витек. «Ну, Виктор, что скажешь?» Опять учительница излишне живыми глазами смотрит на Витеньку. «Ты что в пол уткнулся? Подними голову, — говорит отец. — Вот так. Ну, скажи вот перед…» — «Елена Михайловна…» — «Вот перед Еленой Михайловной». Плечом ответил. Молчит. «Может, побить его?» — «Что вы, как можно?! Такого парня». — «Ну, хорошо. Я поговорю с ним дома. Иди». Ушел Витек слегка вихляющей походкой. Борис Михайлович попросил учительницу построже с ним или вовлечь его в общественную работу. «Да он и на группу не остается, на комсомольских собраниях не бывает». — «А вы постарайтесь, нагрузку ему какую-нибудь». — «Хорошо, постараемся». — «Так-то он деловой у нас, во Дворце премию получил, изобретатель». — «Вот видите, а нам ничего не говорит, мы и не знаем ничего». — «Вот видите». — «Хорошо, постараемся».
Дома опять разговор.
— Витек!
— Что?
— Что, что? Не понимаешь? Может, тебя действительно побить?
— Побей.
Борис Михайлович так, для острастки, для внушения сказал, на самом деле он и в эту минуту страшно любил сына. Любил и любовался им. На самом деле — какой парень интересный, уже усы пробиваются, не замечал раньше, не обращал внимания. А эта учительница, сама выговаривает, жалуется, а в то же время как бы даже и хвалит его, не то что хвалит, а как бы любуется, вот, мол, положит голову и спит или в окно смотрит. О чем он там думает? И ей интересно, о чем? По глазам и по голосу видно же, что ей интересно. Учителя.
— Не махай головой. Дергаешь все, как хвостом кобыла. А то вот возьму ремень да выпорю как следует, ты меня знаешь, я ведь могу.
Плечом ответил. Делай, мол, как знаешь. И опять дерг, дерг. Они стояли друг перед другом. Отец посмотрел рассеянно, подошел вплотную, обнял Витька за плечи.