Я посмотрела во тьму, бархатно-черную и безмолвную, если не считать нежного музыкального журчания воды. Она одновременно пугала и притягивала.
— Хотелось бы знать, куда она ведет, — сказала Лиса. — Когда-нибудь я возьму с собой фонарик и пойду туда, дальше.
Я оглянулась на отблеск света в конце трубы, потом снова уставилась в темноту и поежилась.
— Прекрасно, — сказала я. — Мы можем пойти вместе.
— Заметано. Ладно, пойдем, я покажу тебе еще кое-что. Мои секреты. — Она зашлепала по воде в сторону выхода, и я последовала за ней, возвращаясь к жару и сиянию дня.
Лиса показала мне лабиринт незаметных тропинок, проложенных в кустарнике вокруг ее полянки. Они были совсем узенькие — как раз, чтобы мы могли пролезть, не больше. В местах, где тропинки пересекались, были сложены кучки камней — «чтобы обстреливать незваных гостей», по ее словам. Вдруг она дотронулась до моей руки.
— Ты водишь! — крикнула она. — Догоняй!
И Лиса нырнула в свой лабиринт, а я припустилась следом, ныряя под ветки и огибая углы, но не сходя с тропинки, поскольку продирание сквозь кусты грозило ушибами и царапинами. Я запятнала ее, и тогда уже она погналась за мной, вопя и улюлюкая на бегу. Мы бегали кругом и кругом, сворачивая с одной тропинки на другую; порой мне мельком открывался вид на полянку с креслом — место, которое я в мыслях начала называть ее гостиной. А временами я оказывалась глубоко в кустарнике, скрытая от всего мира. Кругом и кругом, до тех пор, пока я не выучила, что тропинка, проходящая возле сломанной ветки, ведет к гостиной, а та, что возле кучи камней — к тому месту, где живут тритоны, и так далее.
Лиса гналась за мной, и внезапно ее не стало слышно. Я не могла понять, куда она подевалась, и тихо поползла обратно к гостиной, стараясь не шуметь. Уже почти добравшись дотуда, я услышала позади себя какой-то звук. Лиса прыгнула на меня с ветки орехового дерева и шлепнула по спине.
— Ты водишь! — сказала она. — Пошли поедим.
Мы вернулись в ее гостиную на полянке и принялись за ленч. Это казалось самой обыденной вещью на земле — сидеть под деревьями и поедать крекеры, намазанные арахисовым маслом.
— А здесь в округе действительно водятся лисы? — спросила я.
— Конечно, — ответила она. — Только днем их не увидишь.
— А как случилось, что ты стала королевой лис?
Она сидела в кресле, и свет, падавший сквозь листву ореховых деревьев, ложился пятнами на ее волосы. Я прищурилась, и в ленивом полуденном зное яркие пятна солнечного света засверкали, как драгоценные камни, а потрепанное кресло стало троном. Она царственно вскинула голову, вглядываясь в листву.
— Это началось очень давно, — медленно произнесла она. — Когда я была еще маленькой девочкой.
И она рассказала мне историю.
Однажды жила женщина, которой не нравилось, какой она была. Она чувствовала беспокойство относительно себя, ей словно бы было тесно в собственном теле. Глядя в зеркало, она не узнавала себя. Разве это ее нос? Разве это ее глаза? Ей казалось, что с ними что-то не так — хотя она не могла бы сказать, какими должны быть правильные глаза или нос.
Женщина жила со своим мужем в доме на краю леса, неподалеку от небольшого городка. У нее была маленькая дочка, только-только начавшая ходить в школу.
И вот однажды, когда маленькая дочка этой женщины была в школе, а муж — на работе, она положила ключи от дома на кухонный стол и вышла наружу, оставив дверь за собой широко распахнутой. Она пошла по тропе, которая вела в глубину леса. Оказавшись в самой чаще, она свернула в сторону и пошла между деревьями там, где уже не было троп.
Она ушла от тропы довольно далеко, когда начался дождь — вначале небольшой, потом все сильнее; капли молотили ее по лицу, рубашка и джинсы на ней намокли. Она поискала места, где укрыться, и нашла пустотелый упавший ствол, достаточно большой, чтобы можно было забраться внутрь.
Женщина вползла в него на животе. Внутри ствола было сухо, уютно и тепло. Она ждала, пока закончится дождь, закрыв глаза и слушая, как вода над ее головой барабанит по листьям, капает с веток на землю и течет струйками среди палой листвы. Слушая дождь, она заснула.
Проснувшись, она поняла, что изменилась. Впервые в жизни она чувствовала себя в своем теле как дома. Запахи вокруг были яркими и манящими — восхитительный аромат прелой листвы и червей, теплый запах белки, жившей наверху на дереве. Слушая, как белка прыгает среди ветвей, она вдруг поняла, что двигает ушами, чтобы следить за звуком. Тогда она посмотрела на себя и увидела, что все ее тело покрыто мехом. Она уткнулась носом в длинный пушистый хвост, обвивавшийся вокруг ее лап.