Следующие несколько недель прошли замечательно. Мать занималась распаковкой вещей и была, по-видимому, только рада, что я провожу все вечера со своей подругой.
Однако в субботу, как раз перед тем, как должен был начаться учебный год, мать объявила, что мы идем в гости к соседям на барбекю возле их бассейна.
— Синди Гордон как раз твоя ровесница, — сказала она мне. — А миссис Гордон — вожатая местного отряда старших девочек-скаутов. Я с ней поговорила насчет того, чтобы меня назначили помощницей вожатой.
Должно быть, я помрачнела, потому что она спросила:
— Почему у тебя такое ужасное лицо?
— Я… э-э… я не уверена, хочу ли я записываться в скауты, — нерешительно произнесла я. — Понимаешь, быть скаутом — это было хорошо, пока я была маленькой девочкой, но мне кажется…
— Не глупи, — прервала меня мать. — Тебе всегда нравилось быть скаутом!
Мне никогда не нравилось быть скаутом. Но моей матери нравилось быть вожатой.
— Я не смогу пойти на барбекю сегодня вечером, — сказала я. — Я собиралась к Саре. Она ждет меня.
— Хочешь, я позвоню ее матери и скажу, что ты не сможешь прийти? Уверена, она поймет.
— У меня нет ее номера, а у нее нет матери. Я должна пойти к ней домой.
Брови моей матери сдвинулись еще больше, и я поняла, что она задумалась о семье Сары. Мне не следовало говорить о том, что у нее нет матери. Это просто сорвалось у меня с языка.
Но мать уже потеряла интерес к моим затруднениям.
— На это сейчас нет времени. Ты должна помочь мне сделать картофельный салат.
Она направилась в кухню.
— Но мне нужно сходить к Саре, чтобы сказать ей, что я не смогу играть с ней сегодня вечером!
Отец был в кухне, он брал пиво из холодильника. Услышав мои слова, он нахмурился.
— Твоя мать организовала это барбекю, и это наш дебют здесь, — сказал он. — Мы все должны быть. Правда ведь?
Последние слова были обращены к моей матери.
— Там будет очень весело, — оживленно отозвалась она. — Гордоны тебе понравятся.
Было неясно, обращалась она ко мне или к отцу; в любом случае, никто из нас не ответил. Отец пошел к выходу, неся свое пиво в гостиную, где собирался читать газету.
У меня не было вариантов. Я пошла на барбекю к Гордонам. Синди Гордон оказалась стройной девочкой с пластинками на зубах и короткой светлой стрижкой. Ее брат Эндрю был тем самым блондином, которого я видела в лесу.
Мы с Синди сидели рядом в шезлонгах. Эндрю и Марк плавали; наши родители были на другой стороне бассейна.
— Ты скучаешь по своим друзьям в Коннектикуте? — спросила она. — Это, наверное, ужасно — переезжать.
— Да нет, вроде все нормально.
Я не стала говорить ей, что у меня в Коннектикуте не было настоящих друзей. Было несколько ребят, с которыми мы вместе болтались, но их нельзя было назвать друзьями. Я любила читать и хорошо училась. И то, и другое вызывало подозрение.
— Чем ты занималась с тех пор, как вы переехали?
— Читала. Околачивалась в окрестностях. Не так чтобы очень много.
Я не стала упоминать Лису — вряд ли Синди знала ее. Я сидела, разглядывая лед в своем стакане с содовой.
— Моя мама говорит, что ты собираешься вступить в отряд скаутов?
Я взглянула на Синди. Она изо всех сил старалась выказать дружелюбие и казалась умненькой девочкой.
— Да, моя мама тоже так говорит.
— Это не так уж плохо. В прошлом году мы плавали по порогам на плотах.
Она рассказала мне о том, как они сплавлялись на плотах по Станислаус-ривер, и это звучало весьма интересно. Уж куда лучше, чем наклеивать этикетки на сигарные коробки — чем мы в основном занимались в Коннектикуте.
Мы покинули дом Гордонов около пяти. Я хотела наконец-то пойти к Лисе, но мать меня не пустила. У нее снова было это ее семейное настроение, и поэтому я должна была оставаться дома, даже несмотря на то, что отец сидел в гостиной и читал газету, брат смотрел телевизор, а сама она разгадывала кроссворд.
— Ты не умрешь, если немного побудешь со своей семьей, — сказала она.
Отправившись спать, я поняла, что не могу заснуть. Я слышала, как родители спорят внизу — мать распространялась о том, как она хотела бы проводить больше времени с Гордонами, а отец высмеивал эту идею. Это продолжалось некоторое время, потом они пошли спать. В доме было тихо, но я лежала с открытыми глазами, думая, скучала ли по мне Лиса этим вечером.
Я дергалась и не находила себе покоя, и в конце концов уже не могла больше оставаться в постели. Я тихо встала, оделась, прокралась на лестницу и выбралась из дому на грунтовую дорогу, которая вела к дому Лисы. С задних дворов через ограды проникал свет и на дороге было не слишком темно. Потом я свернула с дороги в лес — и вот там уже стало темно по-настоящему. На небе висел месяц, но лишь совсем немного света просеивалось сквозь листву.