После ухода из кабинета В. И. Тимирязев, как выразился С. Ю. Витте, «пал на банковые подушки, заранее себе подготовленные»55. Он возглавил совет Русского для внешней торговли банка, одного из самых солидных кредитных учреждений империи. Повстречав В. И. Тимирязева в конце сентября 1906 года, граф И. И. Толстой был слегка шокирован его благополучным внешним видом: котиковое пальто, бриллиантовая булавка в галстуке и великолепный экипаж56.
В начале своего премьерства С. Ю. Витте не стремился наращивать карательно-репрессивные действия против революционного движения. Со стороны его поведение выглядело так, как будто он умышленно позволял революции разрастаться. «Его сиятельство, соправитель России, скоро будет президентом», — ехидничали недоброжелатели премьера. «Злобные, глупые скоты», — в сердцах обозвал их С. Ю. Витте. Либералы и умеренные консерваторы всех мастей считали, что в роли председателя правительства, который не пользовался к тому же полным доверием у императора, он растерялся и не сумел взять верный тон в действиях. H. H. Покровский, чиновник Министерства финансов и Комитета министров, хорошо осведомленный и при этом бесспорно умный человек, много лет спустя писал: «Революции был нанесен ущерб, войска, в громадной своей массе, оставались непоколебленными, а при этих условиях не было оснований играть двойную роль. Эта роль, как рассказывают, довела почти до того, что неизвестно было, кто кого арестует: Витте — Хрусталева или Хрусталев — Витте»57.
Русский человек, как гласит популярная пословица, задним умом силен и крепок. К тому же пережитые страхи имеют свойство быстро забываться. Сам Витте, уже будучи в отставке, разговоров на эту тему не любил и раздражался, когда при нем их заводили. Ему случалось паниковать, испытывать чувство страха и растерянности — бесстрашных в абсолютном значении этого слова людей не бывает. Но в труднейшие для самодержавия осенне-зимние месяцы 1905 года он действовал решительно и последовательно. Случались, разумеется, и досадные промашки, которые затем на все лады муссировались враждебной премьеру печатью. Вот одна из них.
26 октября в Кронштадте случилось восстание моряков и солдат, быстро и с малой кровью подавленное верными правительству воинскими частями. Министры внутренних дел и юстиции решили предать несколько сотен участников восстания военному суду. От него следовало ожидать вынесения многочисленных приговоров к расстрелу и повешению, чем, собственно, славились тогдашние военные суды. Через два дня, 28 октября, все 10 губерний Привислянского края (так называлась тогда Польша) были объявлены на военном положении. В знак протеста Петербургский совет рабочих депутатов объявил 1 ноября всеобщую политическую забастовку под лозунгами «Долой смертную казнь!», «Долой военно-полевые суды!», «Долой военное положение в царстве Польском и во всей России!».
2 ноября 120 тысяч рабочих 526 предприятий Санкт-Петербурга не вышли на работу. Замаячило повторение октябрьских событий, и председатель правительства растерялся. С. Ю. Витте обратился к бастующим с предложением встать на работу и пообещал от имени царя как следует позаботиться об улучшении их быта, назвав их несколько панибратски «братцами-рабочими». Неудачное обращение только подлило масла в огонь. «Братцы-рабочие» петербургской электростанции ответили на письмо премьера кратко: «Прочитали и забастовали». В дальнейшем С. Ю. Витте правильно оценивал степень своей популярности у рабочего люда. Ошибка им и его коллегами была быстро исправлена — уже 6 ноября в газетах было помещено правительственное сообщение о том, что военное положение в Польше введено как временная мера, а не навсегда, и что участники кронштадтских событий будут судимы военным, а не военно-полевым судом. Петербургский Совет рабочих депутатов постановил с 7 ноября прекратить стачку.
Нет ни малейшего сомнения в том, что тактика самых широких уступок общественному настроению была единственно возможной в первые месяцы премьерства С. Ю. Витте. В ноябре — декабре 1905 года сохранялось неустойчивое равновесие сил — не было вполне ясно, чья возьмет. Верхи пребывали в состоянии крайней растерянности из-за невозможности действовать привычными методами прямого и грубого насилия, революционный лагерь не был в достаточной мере организован и объединен единым руководством.