— Да что же это, Валерий Иванович! Почему, ну почему всё на свете вы готовы подвергнуть осмеянию? Да неужели у вас нет ничего святого? — с тоской спросила его девушка.
Бекренев снял своё треснувшее пенснэ, осторожно протер его полой подпоясанной узеньким ремешком рубашки…
— Ну почему же нет… Есть, конечно! Родина, Честь, Любовь… Но, помилуй Бог, Наташа, мне просто смешно, когда вы так переживаете, когда некий современный властитель дум нагло лжет… да-да, я полностью с вами согласен! Лжет. Лейба Давидович действительно был великолепным организатором побед Красной Армии, обыграв нас на нашем же поле, где мы мнили себя профессионалами. Противопоставив нашей отваге, доблести и готовности умереть за Великую Россию — крестьянскую массу. Тупо задавив нас, Добровольцев, тушей мобилизованной регулярной армии! Мы били одну красную дивизию, а он выставлял против нас три новых! Да! Мы были прекрасны, умны и честны! Но против нас шел весь крестьянский Русский Народ. Которому бесы-большевики пообещали Землю и Волю, впервые за тысячу лет… Всего лишь! И Русский Народ с ожесточением, пусть и неумело, но шел против нас драться за свое Будущее, а мы отважно и умело дрались за своё мертвое прекрасное Прошлое, с её уютными университетскими библиотеками и чаем с малиновым вареньем на дачной веранде…
Бекренев сморщился, как от нестерпимой боли… Потом продолжил, спокойно и размеренно:
— А вот теперь и троцкистов… а кто в Красной Армии не был троцкистом? «С отрядом флотским товарищ Троцкий нас поведет на смертный бой…» Песня такая, «Белая Армия, Черный Барон…» Знаете?
— Что-то я не припомню там таких слов…, — неуверенно произнесла Натка.
— Да дело-то не в словах! А в том, что сейчас этих самых троцкистов… которых — настоящих — можно пересчитать по пальцам одной руки! и мнимых, составляющих подавляющее большинство! — большевики начнут стрелять, как бешеных собак…
— Да вам-то что за дело?! вот и радуйтесь! Вы же враг Соввласти! — на самой тонкой грани истерики у Натки показались в уголках глаз бессильные и злые слезы.
— Я враг комиссаров, но я не враг России, как бы она не называлась. И то меня гнетет, что под эту марку начнут сводить счеты, и выплескивать детей вместе с грязной водой… Вот, начали уже шерстить наш Разведупр. Шьют нам сотрудничество… да с кем?! С немцами! Да ведь как с ними не сотрудничать-то было? Две страны-изгоя… И учились мы друг у друга, и оружие новое они у нас испытывали, и ставили они нам военное производство… а теперь это все называется шпионажем! И что, что они могли у нас украсть? Чертежи танка конструкции немецкого инженера господина-товарища Гротте или гаубицы «Лубок», которая так, просто, имеет индекс ГАУ НМ-1, сиречь «немецкая мортира, образец первый»? Или чертежи подводной лодки «Декабрист», с индексом Н-1? Сиречь «немецкая, первой серии»? Меня мои кураторы заставили писать такой отчет, что… эх! Ведь, сказать честно, Наташа, ведь меня в эту командировку просто спрятали…
— Кого спрятали? Куда спрятали? — грозно спросил неслышно приблизившийся незнакомец в белом кителе. — И кто вы, собственно, такие?!
Конечно, Бекренев мог ожидать всего от задержавшего их местного альгвасила: от помещения, до выяснения их личности, в узилище до попытки немедленно прислонить их к ближайшей глухой стенке.
Причем, учитывая поганый характер здешних хозяев, традиционно относившихся к Военведу как коты к собакам (или, если хотите, как гвардейцы незабвенного кардинала, умницы и великого французского патриота Ришелье, к бандитствующим бродячим мушкетерам), Валерий Иванович был склонен ожидать скорее именно второго варианта.
И был готов действовать по обстоятельствам, от «раскидывания чернухи» до крепкого, но гуманного удара неприятеля в область nucleus. Не смертельно, но эффективно. Дело в том, что Бекренев был в целом очень добрым человеком, то есть он просто так, бесплатно, а ровно бесцельно, никого никогда не убивал.
Однако местный страж порядка, как только услыхал безсвязанный Наташин лепет, что вот они тут на лодочке плыли-плыли и… приплыли, тут же поступил весьма неожиданно: мгновенно выхватил из сумки на боку противогазную маску и привычным, как видно, жестом, тут же натянул её на свою остриженную под машинку голову.
После чего схватил девушку за руку, и не обращая внимания на её уверения, что с нею всё хорошо, поволок её не в узилище, а к длинному одноэтажному строению, над крыльцом которого развевался белый флаг с красным женевским крестом.
Пришлось остальным путникам последовать вслед за нею, потому как русские своих не бросают.