- Охотно, дружище, дайте лишь прийти в себя, злиться на безумца - тоже в своем роде безумие. Но его манеры и поведение столь провокационны и необъяснимы, что меня это просто не может не раздражать. А это смехотворное инкогнито! Я уже и сам иногда начинаю думать, что я - герр фон Филипсон! Хорошенькое инкогнито! Для чего? Кого это может обмануть? У него слуг, по-видимому, всего двое человек, один из них посетил меня в моем замке, а служанка - кривая старая карга, которая не поняла бы, что у меня за титул, даже если бы услышала его. Но к делу! Когда вы вышли из комнаты, я был полон решимости отставить шутки в сторону, и спросил его твердо и решительно, могу ли я надеяться, что он без проволочек обратит внимание на важное дело. Бенкендорф заверил меня, что он - к моим услугам. Я перешел к сути дела, сделав беглый, но решительный обзор принципов, на которых основывается моя политическая деятельность. Я льстил себе мыслью, что произвел на него впечатление.
Иногда мы лучше раскрываемся в одних обстоятельствах, чем в иных, и сегодня я действительно был в ударе. Моя память ни разу меня не подвела. Я был блестящ, и в то же время - глубок, и пока меня направлял философский дух нашего времени, благодаря своей разносторонней начитанности я демонстрировал уважение к опыту древних. Короче говоря. я был доволен собой, и за исключение одного пункта касательно происхождения рабства, который, к несчастью, у меня в голове смешался с феодальной системой, я не смог бы блистать ярче, даже если бы мне суфлировал сам Сиверс. Нет, я вовсе не щадил герра Бенкендорфа, напротив, я сказал несколько вещей, которые, будь он в здравом рассудке, заставили бы его удалиться восвояси. А закончил я свою речь, описав его собственный характер и продемонстрировав неизбежный эффект его разрушительной политики, и что, по-вашему, он сделал?
- Разозлился и ушел?
- Отнюдь. Он, кажется, был поражен моими словами, и, по-видимому, их понял. Я слышал, что при некоторых видах безумия пациент отлично понимает всё, что ему говорят, но в этот момент его охватывает безумие, и он не может ответить или действовать. Таков, должно быть, случай Бенкендорфа: как только я закончил свою речь, он тот час же встал, и, сказав, речь моя свидетельствует о моем здравомыслии, внезапно вышел из комнаты. Домоправительница говорит, что он вернется лишь к началу этой инфернальной церемонии, которую называют дневным приемом пищи. Вы и теперь не посоветуете мне как можно быстрее отсюда убраться?
- Тут надо немного поразмыслить. Скажите, вы не разговаривали с ним вчера вечером?
- О, я забыл, что с тех пор не разговаривал с вами. Ладно! Как вы думаете, что он делал вчера вечером? Когда вы ушли, он имел наглость поздравить меня с тем, что мы теперь можем играть с двумя воображаемыми игроками, а когда я отверг его предложение, но сказал, что в случае, если он хочет часок со мной поговорить, я к его услугам, он холодно ответил мне, что никогда ни с кем не разговаривает, и пожелал мне спокойной ночи! Видели вы когда-нибудь таких безумцев? Он никогда не спит на кровати. В моем распоряжении только софа. Как вы, черт возьми, спали?
- Крепко и в безопасности, учитывая, что я спал в летнем домике без замка или засова.
- Прекрасно! Теперь мне не нужно спрашивать, что вы думаете о нашем немедлененом отъезде. Но у нас возникнут некоторые трудности с тем, чтобы получить обратно своих лошадей - он не разрешает держать возле дома никаких четвероногих, кроме монстра и облике животного, на котором ездит сам, и, клянусь святым Хубертом, я не могу выяснить, где наши лошади! Что нам делать?
Но Вивиан не отвечал.
- О чем вы думаете? - продолжал его высочество. - Почему молчите?
- Вашему высочеству не следует уезжать, - покачал головой Вивиан. - Не уезжайте!
- Почему же?
- Будьте уверены, вы ошибаетесь насчет Бенкендорфа. Несомненно, он - весельчак, но мне кажется столь же очевидным, что его странные привычки и оригинальный образ жизни присущи ему уже давно. Такой же, как сейчас, он, должно быть, уже десять, возможно, двадцать лет, а может, и больше, и у нас тому есть сотни подтверждений. А что касается непреодолимой причины, из-за которой он стал таким, как сейчас, ее нам искать ни к чему: возможно, это был какой-то инцидент из его частной жизни, скорее всего, связанный с таинственной картиной. Нам довольно и результата. Если верно то, что я думаю о его личной жизни и привычках, Бенкендорф должен был быть столь же непостижим и странен всё время пребывания на посту премьер-министра, чтобы добиться тех блестящих результатов, которыми он располагает в настоящее время. Так что можем ли мы верить в его безумие? Предвижу ваши возражения. Вы пространно описали очевидную абсурдность того факта, что он пригласил политического оппонента в свой дом для серьезного обсуждения важнейших вопросов, начните вести себя с ним так же, как он поступает с вами - тогда для него станет очевидным, что он больше не может вас одурачить, и когда он это почувствует, пусть развлекает вас столько недель, сколько есть у него в распоряженнии - ваши планы и ваше положение от этого не пострадают. Да будет так: вероятно, весельчак вроде Бенкендорфа даже в наиболее решительный момент не может полностью отказаться от своих причудливых склонностей. Но, дорогой князь, я не буду акцентировать внимание на этом аспекте. Думаю, даже уверен, что Бенкендорф действует по плану. Я подробно изучил его поведение, обратил внимание на всё, что вы наблюдали, и видел даже больше, чем вы, мне всё это было интересно, будьте уверены, как только вы согласились на разговор, Бенкендорф должен был изменить свое отношение к переговорам, но что-то пошло не так. Он испугался, что если перенесет ваш визит, вы вообразите, что он снова вас просто дразнит, и, соответственно, в будущем вы слушать не захотите ни о каких инициативах, поэтому он позволил вам приехать на встречу, к которой не подготовился. Я твердо уверен, что он совершает отчаянные попытки перейти к сути дела, и вы, вероятно, согласились бы с моими доводами, если бы знали столь же точно, как я, что прошлой ночью наш хозяин съездил в Райсенбург и вернулся обратно.