- Барон фон Кенигштайн очень сильно изменился с тех пор, как он имел счастье разговаривать с леди Мадлен Трэвор, он изменился даже больше, чем она, наверное, могла бы поверить, больше, чем даже он сам иногда способен поверить. Надеюсь, леди Мадлен Трэвор не откажется от него только лишь потому, что он - больше не тот порывистый, страстный и легкомысленный юноша, потому что он научился жить больше для других и меньше - для себя.
- Барон фон Кенигштайн, кажется, действительно изменился, по его собственному признанию, через несколько лет он превратится в существо, в существование которого с трудом верят философы - в идеального человека.
- Вы так часто порицали мое чванство, что я не буду извиняться за качество, которым я, льщу себе надеждой, больше не обладаю, но, я уверен, вы простите того, кто, рьяно пытаясь доказать, что изменился, боюсь, почти доказал, что предал себя.
Во время этого разговора у Вивиана возникли какие-то странные мысли.
- Разве такая женщина будет обижаться из-за того, что пренебрегли ее заказом на одеколон? Дорогой мой фон Кенигштайн, вы - славный парень, но не так мужчины извиняются за то, что не купили носовой платок!
- Вы давно в Эмсе? - с огромным почтением поинтересовался барон.
- Почти месяц: мы путешествуем из-за плохого здоровья родственницы. Намеревались поехать в Пизу, но сейчас аномально жаркое лето, наш врач боится, что путешествие нас утомит, и порекомендовал Эмс. Воздух в этих горах очень мягкий и чистый, сейчас у меня нет причин жалеть о том, что мы не поехали дальше.
- Леди, сидевшая за обедом рядом с вами, это, боюсь, ваша больная. Воистину, она не выглядит таковой. Ее лицо, - превозмогая себя, произнес барон, - ее лицо кажется мне знакомым. Даже столько лет спустя сложно не узнать мисс...
- Фейн, - решительно произнесла леди Мадлен, поскольку, кажется, барону требовалась небольшая помощь, чтобы закончить предложение.
- Эмс, - затараторил его сиятельство, - Эмс - очаровательное местечко, во всяком случае - для меня. За эти несколько лет ко мне вернулись чувства моего детства, ничто не утомляет меня более, чем веселая суматоха большого города. Моя нынешняя постоянная должность во Франкфурте дает мне возможность все время жить среди чарующих природных пейзажей. От предложенного мне Неаполя я отказался. Восемь лет назад я счел бы назначение в Неаполь раем на земле.
- Должно быть, вы действительно изменились.
- Как прекрасны окрестности Рейна! За эти три дня я уже в двенадцатый раз в своей жизни прогулялся по Рейнгау, но сколь свежими, очаровательными и новыми кажутся мне его разнообразные красоты! Мой юный спутник с энтузиазмом любуется этой жемчужиной Германии. Это - соотечественник вашей светлости. Могу ли я взять на себя смелость представить вам мистера Грея?
Леди Мадлен, словно это нужно было сделать безотлагательно, представила двоим джентльменам своего брата, мистера Сент-Джорджа. Этот джентльмен на протяжении всей предыдущей беседы держал голову в горизонтальном положении, не смотря по сторонам и, по-видимому, не осознавая, что кто-то разговаривает с его сестрой, поскольку, в соответствии с английскими обычаями, он не был представлен, а теперь вдруг резко повернулся и сердечно приветствовал своих новых знакомых.
- Мистер Грей, - спросила ее светлость, - вы из Дорсетшира?
- Моя мать из Дорсетшира, мужчины в ее роду носят имя Вивиан, так же назвали и меня.
- Тогда, мне кажется, мы были знакомы еще до того, как нас друг другу представили. Я встретила вашего отца у сэра Харгрейва Вивиана на прошлое Рождество. Он говорил о вас в таких выражениях, что сейчас я счастлива познакомиться с его сыном. Вы давно уехали из Англии, полагаю?
- Почти полтора года назад.
Барон покинул свое место рядом с леди Мадлен и уже оживленно беседовал с мистером Сент-Джорджем, который больше не держал под руку леди Мадлен. Никто не играл роль Асмодея с большим воодушевлением, чем его сиятельство, и тайная история каждого человека, тайная история которого могла бы кого-нибудь развлечь, услаждала слух мистера Сент-Джорджа.
- Вот, - рассказывал барон, - идет сын неизвестного отца, его мать следовала за лагерем, и ее опрыск в раннем возрасте был посвящен в тайны мелкого мародерства. Повзрослев, он превратился в самого искусного из мародеров, когда-либо грабивших умирающих по обе стороны поля боя. Ему еще не исполнилось двадцати лет, а он уже следовал за армией мелким коробейником, и скопил огромное богатство, скупая после боя товары и безделушки, которые перед боем продал по огромной цене. Такой негодяй не мог не достичь процветания, пришло время, и сын маркитантки стал начальником военно-торговой службы. Во время всеобщего голода он наживал миллионы, не менее ста тысяч талеров заработал, присвоив при отступлении сапожную кожу. Сейчас он - барон, увешанный орденами, а его дочери вышли замуж за представителей нашей высшей знати.